Обрыв

— Я там вот что нашла… Пап, не могла раньше. Не могла… А потом так страшно стало вдруг. Страшно, что с ней случится что-то, и стыдно, что тебе не сказала.

Протянула мне бумагу и тяжело вздохнула. Я стиснул челюсти и осторожно, как будто ядовитую змею, взял из ее рук записку. Они оба нанялись мне писульки писать. Ставить перед фактом. Муж и жена — одна гребаная Сатана.

"Андрей, прости. Я не могла иначе. Я должна попытаться забрать его оттуда, и никто кроме меня и детей этого не сделает. Он просто заблудился, потерялся, сбился с пути. Я знаю, что смогу его вернуть, а ты, пожалуйста, не думай о нем плохо. Постарайся. Мы с Таей и с Яшей поедем его возвращать домой. Я не вижу иного пути. Не ищи меня, не мешай, пожалуйста. Я справлюсь. Он меня послушает".

Да, конечно, послушает. Именно поэтому он под видом наемного солдата отправился в какую-то задницу мира, чтоб ты его нашла и вернула обратно, пока он преданно служит Отчизне с парой лимонов зелени от продажи компании. И я все еще не знаю, кому он ее продал. Все через офшоры и подставных лиц. Никак не выйду на владельца. И мне, кроме всего этого, не хватало искать сестру с детьми в Дагестане. Чтоб скучно не было совсем.

— Почему ты сразу не сказала?

— Не знаю… хотела, чтоб у нее все получилось.

Женская солидарность рулит и выруливает уже с этого возраста. Так, ладно. Надо успокоиться и подумать, как быстрее вернуть эту сумасшедшую домой. Тоже мне, жена декабриста. В часть она поедет мужа возвращать.

— Иди к себе. Мне надо со всем этим разобраться.

У меня не было сил сейчас ни на злость, ни на что. И даже на слезы ее не было сил.

— Пап…

— К себе идти, я прошу тебя.

— Прости меня… я не знаю, почему не сказала. Все плохо, да? Плохо?

— Милая, просто иди ляг, я со всем разберусь, но мне для этого надо побыть одному, мне надо собраться с мыслями, сделать нужные звонки.

Когда она вышла, я схватил сотовый и набрал Изгоя.

— Прости, что ночью. Срочно надо выехать в Дагестан. Дашка сбежала с детьми Макса искать. Я, конечно, сейчас всех на уши поставлю, но ты на всякий случай отправляйся в часть. Она, скорее всего, прямо туда едет. Возьми мой транспорт, чтоб быстрее, и жди ее там, не дай засветиться в части. Мне все это не нравится.

— Черт. Как она это сделала, ее ж ведут постоянно.

— Не знаю. Какая-то мразь помогла.

— На чем она могла уехать?

— Проверять будем все поезда, автобусы, самолеты. Я сейчас подниму на хрен всех. Но… мне кажется, мы ее так просто не найдем. Она хитрая и наверняка позаботилась, чтоб ее так быстро не остановили. Я, конечно, готов свернуть башку Зверю, но он будет прав, если свернет башку мне за то, что я дал ей уехать.

— Хорошо. Я тебя понял. Я вылетаю в Дагестан. Будь со мной на связи. Если найдешь ее раньше — дай знать. И не переживай, там спокойно. А к границе она не поедет.

Я постукивал пальцами по столешнице. Кто? Кто мог ей сказать о том, что мы нашли Максима? Кто знал из тех, кто с ней в контакте, и когда могли контактировать? Перебирал в голове каждого, с кем общалась Даша.

Ослепило молниеносно, как затылок прострелило. Через час я уже придавил его к столу и навис над ним в диком желании размозжить его башку о столешницу. Чертов хлюпик, математишка, лузер очкастый.

— Какого хрена, а? Айтишник? Какого хрена ты влез? Кто тебе платит? Кто нанял? Как давно? Я ж с тебя всю душу вытрясу.

Глеб дергался подо мной и пытался меня сбросить с себя, но я сдавил его горло изо всех сил. Гаденыш, столько времени рядом и сукой оказался. На кого только работает, гнида?

— Я тебе кадык выдеру лично, если не скажешь, какая мразь тебя подкупила?

— Никтоооо… я сам… сам… Только она может… а вы — нет… А ей это надо. Без него сдохнет… ты не видишь? Сдохнет онаааа…

Красный весь, задыхается, все еще вырваться пытается.

— А тебе какое дело? Ты что, ангелом хранителем заделался? М? Чего лезешь не в свое дело? За моей спиной?

Я приподнял его и ударил о стол, чувствуя, как разрывает от ярости, как трясет всего от едкого желания размозжить башку. А я его еще к семье подпустил, в дом к себе приглашал, Карина с ним, уродом, в кафе ходила и звала ее комп настраивать.

— И мое… дело… мое…

— Что? Что ты сказал?

Какое там его дело? Членом семьи себя вообразил. На хрен вышвырну на улицу.

— Она, — сипло, дергаясь, схватив меня сильно за руку, — сестра моя.

ГЛАВА 21. Дарина

Любовь не знает ни добродетели, ни заслуги. Она любит, и прощает, и терпит все потому, что иначе не может.

(с) Леопольд фон Захер-Мазох "Венера в мехах"

— А мой папа — он какой?

— Класивый, — тут же сказала Тая, и я рассмеялась. У нее это было любимое слово, и она часто вместо хороший говорила красивый, и вообще, если ей кто-то нравился, то это обязательно красивый человек.

— Твой папа очень смелый, сильный, упрямый и…

— Крутой? — дополнил Яша.