Но раз уж, как ни крути, погода действительно лучше зимней, я решила сегодня досмотреть один музей, который как раз по дороге к дому – часть экспозиции под открытым небом (зимой под ливнем и летом под палящим солнцем тут ведь не застынешь над каким-нибудь мраморным обломком надолго). Так что сговорились мы с мужем позавтракать в бывшей части терм Диоклетиана, которая ныне часть площади Республики, а потом отправиться в путешествие по Национальному музею. Завтрак получился под Шопена, когда пасмурно и чуть накрапывает, – мне кажется: тот самый аккомпанемент. И вот в предвкушении приятных впечатлений отправились мы в музей, который… понятное дело, в понедельник оказался закрыт. Словно в насмешку надо мной, тотчас выглянуло солнце и начало греть так, что мне пришлось практически раздеться догола и ужасно расстроиться, что я не взяла свою карту-шпаргалку, на которой отмечены уличные достопримечательности, требующие моего немедленного внимания.
Но расстраивалась я недолго. Было решено найти один квартал, в который мы забрели как-то прошлым летом, а потом никак не могли его снова найти. Ну что сказать… мы не нашли его и на этот раз, хотя упрямо исходили змейкой все кварталы между Санта-Мария-Маджоре и форумом Траяна. Впрочем, мы к этому привыкли – Рим открывает и закрывает для тебя какие-то места по своему собственному усмотрению. Мы поулыбались городу и решили тогда вернуться домой по Священной дороге. Via Sacra. Не знаю, может, я действительно шандарахнутая, но физически ощущаю это место
Пока бродила там, повторяла про себя Тютчева:
В этом городе я стала страшно сентиментальной. Но мне кажется, здесь по-другому никак. Вон Эдвард Гиббон, глядя на эти развалины, задумал свою великую книгу. А впечатлительный Стендаль от избытка чувств тут в обмороки грохался. Гоголь только тут и ел. Пуссен презрел все дары своей родины ради права быть здесь похороненным. А я-то что? Хожу да стишки разные под нос бормочу. Ещё легко отделалась.
Придумала выражение
«Клянусь своим игристым!»
Обращение Савла
Франц фон Баадер
Из шестидесяти полотен Караваджо, разбросанных по всему миру, двадцать три находятся в Риме. Хранятся в частных коллекциях, государственных музеях, но и – что самое главное – располагаются в церквях. На тех самых местах, для которых и были написаны. Этот изгнанник Рима – хулиган, педераст и убийца – сумел заставить не одно поколение верующих переживать свой религиозный экстаз.