Общага-на-Крови

Игорь в брюках и рубашке, подпоясанный женским фартуком, на электроплитке жарил себе яичницу и варил в турке кофе. Отличник сидел в стороне на стуле, как зритель, и глотал слюни. Маргариты в комнате не было, поэтому Отличник свободно рассказывал Игорю об изменениях в судьбах Нелли и Ваньки.

– Образ жизни и поведение компрометируют Ивана в глазах окружающих, – произнес Игорь. – Ты бы, Отличник, повлиял как-нибудь на него…

– Он сам знает, что делает, – хмуро отозвался Отличник. – Нянька я ему, что ли?

– Н-да-а… – протянул Игорь и вздохнул. – Тяжело мне, друг мой. Сейчас бы о себе подумать – не до прочих. Но ведь гибнет человек. Что делать?

– Ничего.

– Как-то нехорошо у нас стало. Словно мы друг другу чужие. Что с нами случилось? Что с нами сделали? Что будет, Отличник?

– Не знаю, Игорь, – печально сказал Отличник. – Ванька говорит, что нам теперь поодиночке держаться надо. Мне кажется, что все просто злятся друг на друга оттого, что никто не хочет сделать первого шага к сближению.

– Какое сближение, дитя мое? – Игорь пожал плечами. – Мы не ссорились. Не расходились во мнениях.

– Ну, может, поддержать друг друга… Не врать друг другу…

– Как я понимаю, – помолчав, заметил Игорь, – последнее – это в мой адрес?

– Ну да, – неохотно сознался Отличник. – Но не только. Во всем какая-то фальшь появилась. Лелька будто врет, что всех любит, Нелька – что всех ненавидит, Ванька – что на всех наплевать…

– А почему ты считаешь, что это не так?

– Почему-почему? Потому что я сам не могу ни плевать на всех поголовно, ни любить, ни ненавидеть…

– Ты, наверное, осуждаешь меня за мой способ жить в общаге и за то, что я вынуждаю тебя лгать?

Отличник скорчил неопределенно-кислую физиономию, хотя и то и другое действительно было ему не по душе.

– Даже Иван осуждает меня, – задумчиво заметил Игорь. – Это Иван-то, который всегда наплевательски относился к ближним, насмешливо – к моим отношениям с Нелли и презрительно – к бабам, что для него оправдывало разврат… Представь, мой юный друг, что этот самый вышеупомянутый Иван недавно в частной беседе в свойственной ему разухабистой манере следующим образом сформулировал мой способ жизни в общаге – даю адаптированный перевод: «Я тебя люблю так, что сегодня же совокупиться хочу, аж переночевать негде».

– Характерное высказывание для Ивана, – сказал Отличник, невольно перенимая манеру говорить у Игоря.

– Может, все-таки разделишь мою скромную трапезу?

– Не хочу, – соврал Отличник. – Но кофе буду…

Игорь налил ему кофе и поставил перед собой сковородку.

– Понимаешь, мой юный друг, – с аппетитом принимаясь за яичницу, пояснял Игорь, – совокуплениями мне приходится платить за ночлег.

Аналогично Иван платит своим приятелям пьянкой, Нелли чете Беловых платит интеллектуальным общением, а Леля платит Вале Карелиной тем, что сидит с ребенком. Я хочу, чтобы ты, мой друг, понял, что связь с различными подругами не является для меня самоцелью и не доставляет мне духовного удовольствия. Бабы, с которыми я имею дело, глупы, развратны и банальны. Я бы не стал с ними связываться, если бы не нуждался хотя бы в половине койки на ночь. Кроме того, как специалист, скажу тебе, что соблазнение требует огромного количества времени и усилий. При всем при этом меня мучит страх во всем доступном судьбе диапазоне – от страха перед Ботовой Ольгой Васильевной, комендантом, до страха перед Нелли Каравановой, моей последней надеждой на человеческое достоинство. Неужели кратковременный физиологический оргазм может служить достаточной компенсацией за все вышеперечисленное?

– А зачем ты мне это все говоришь? – спросил Отличник.

– Полагаю, моя цель самоочевидна: оправдаться.

– Оправдаться… – повторил Отличник. – То есть попытаться представить правдой во мнении других то, что считаешь правдой для себя? Выдать субъективное за объективное?

– Ты жесток, мой юный друг, – с болью заметил Игорь, на мгновение отстраняясь от сковородки. – Возможно, объективно я поступаю дурно. Но субъективно у меня нет выхода. Мне противно пить, как пьет Иван, я не умею сидеть с детьми, как сидит Леля, меня не воспринимают как интересного собеседника, подобного Нелли. Во мне видят лишь донжуана, селадона, ловеласа и альфонса. Я вынужден мириться с тем мнением о себе, что бытует в общаге, чтобы использовать его в свою пользу, ибо только благодаря людям смогу выжить. Я являюсь типичной жертвой конфликта человека и общества, конфликта личности и предписываемой ей роли. Почему ты осуждаешь только меня? Да, я нарушаю заповедь «не прелюбодействуй». Но ведь и Нелли нарушает заповедь «не поминай имя божьего всуе». И Иван нарушает не менее важную, хоть и неписаную заповедь «не становись скотом». И Леля нарушает подобную же заповедь «не лги о любви». Почему же все, включая тебя, сочувствуют Нелли, Леле, Ивану, а в меня все, включая тебя, кидают куски кала и банановую кожуру?