Общага-на-Крови

– Хм, – заинтересовался Отличник. – А Ванька тебе как?

– Ванька? Вот он, конечно, естественно держится, но тоже начнет приставать. Зато его можно отшить, и он поймет правильно. Это не изменит с ним отношений. Мне его еще и потому легче отшить, что мне его меньше жаль, чем Игоря.

– Почему? Выглядит-то он несчастнее.

– Конечно. Он самый слабый.

– Разве слабых не жалеют больше, чем сильных?

– Не в том дело… Я неправильно выразилась. Я не умею говорить так долго, складно и красиво, как Игорь… Как-то вот получается, что слабых больше жалеешь, но меньше любишь. Жалость от доброты идет, а любовь… ну, как бы это сказать… так положено человеку. Любовь первее жалости. Жалеть, конечно, надо, но больше хочется любить.

Вот мне в тебе нравится то, что тебя жалеть не надо.

– Почему? Ты хочешь сказать, что я сильнее всех?

– Нет… Ты слабее даже Ваньки. Но видишь… я попытаюсь объяснить… Ванька самый слабый, потому что его можно сломать.

– Любого можно сломать.

– Да, но ведь важно, что человек будет делать после этого. Ванька начнет мстить.

– То есть махать после драки кулаками?

– Ну. А ведь это глупо. Дальше по степени слабости, по-моему, идет Нелли. То есть она чуть посильнее Ваньки. Если ее сломать, то она начнет строить то же самое заново. А зачем? Если один раз сломалось, то и потом сломается, верно? Тоже глупо. Сильнее Нелли Леля. Если ее сломать, то она потом вообще ничего не будет делать, все бросит. А если сломать Игоря, то он попытается встать на позицию своего победителя, овладеть его оружием. Вот в этом смысле он «сильный». Правда, «сильный» – это какое-то не то слово, но я не могу найти нужного. Это в каком-то простом, житейском смысле он самый сильный. Я такая дура, поэтому просто смотрю: кому легче живется – тот и самый сильный. Игорю будет легче всех. А если, например, духовную силу брать, то самый сильный, конечно, Ванька – ведь его сломают, а он и сломанный за свое борется.

– Ну а я? – спросил Отличник. – Про меня ты что-нибудь скажешь? Сильный я или слабый? И в каком смысле?

Серафима засмеялась, и Отличник, взволнованно глядя в ее спокойные серебристые глаза, с новой силой почувствовал, как любит ее.

– А ты совсем не такой. Вообще-то тебя очень легко сломать. Гораздо легче, чем остальных. Но понимаешь… Мне так кажется… Их один раз сломали – и все. Навсегда, конец. А тебя надо бесконечно всякий раз ломать заново.

Леля и Ира Якупова давно уже спали, когда около двух часов ночи в дверь громко и требовательно забарабанили. Леля проснулась. Ира покорно встала, накинула халат и поплелась открывать. Луна одним плечом всовывалась в открытое окно.

– Сваденые колокочики, сваденые колокочики! – раздался игривый голос Гапонова.

В потоке света из коридора в комнату ввалились пьяные Гапонов и Ринат. Талонов звякал друг о друга двумя бутылками портвейна.

– Ты чего, Ян, мы уже спим! – зашипела Ира.

– Фигня, Ирка, – отмахнулся Гапонов, опуская бутылки на стол.

– Идите к себе пейте! Вам тут кабак, что ли?

– Кочай, – велел Гапонов, усаживаясь. – Имею я право выпить со своей невесой? Ты мне невеса или нет? Ринат, ты где пропал?

Леля лежала сама не своя, отвернувшись к стене и укрывшись с головой. Она слышала, как Ринат возится у двери, стаскивает обувь и шепчет: «Блядь, темно, ни хера не видно…» – и вдруг вспыхнул включенный свет.

– Погаси! – шепотом закричала Ира. – Там же Лелька спит!

«Вот дура, – подумала Леля. – Просили же ее молчать!»

– Какая Лека? – с пьяной подозрительностью спросил Гапонов. – Что за Лека, почему не заю?

– Э-э… – Ира сама растерялась от собственного промаха.

– Я же говорил тебе, – тихо напомнил Гапонову Ринат.

– Леушина? Нелегащица?

Затылок и спина у Лели словно налились свинцом – она почувствовала, как Гапонов рассматривает ее.

– Гнать ее надо осюда нах-х… – сказал Гапонов.

Леля, умирая от страха, ждала, что сейчас Гаионов сдернет с нее простыню и прямо в ночнушке выставит в коридор.

– Лано, пес с ней, – смилостивился Гапонов. – Пусь спит. Я сёня добрый. Давай стаканы, Ирка.

Свет погас. Ринат тоже уселся за стол.

– Может, разбудить? – негромко спросил он у Иры. – Выпьет за компанию…

– Не трогай ее, – попросила Ира.

– Нах-х те эта копания с нелегалами? – агрессивно спросил у Рината Гапонов.

– Да пошел ты! – разозлился Ринат. – Как нажрешься, так ни хера не соображаешь!

– Лано-лано, – примирительно заворчал Гапонов. – Не злись.

По короткому красному отсвету на стене перед собою Леля поняла, что Ринат зажег спичку прикурить.

– Я же против Леушиной ничего не имею, – продолжал свое Гапонов. – Да мне воще на них сех насрать… Каминскому просо сзы дать, да и сех делов, а Симакова бы я засавил гоно есь, да положил я на их сех… В ощаге, наверно, чек писят нелегалов живет, за кажим мне, что ли, гоняться? Я токо эту стерву прищучить хочу…

Леля снова испугалась, что под «этой стервой» Гапонов подразумевает ее. Но Ян и Ринат мирно пили вино, и никто не собирался Лелю сей же момент «прищучивать». «Это он не про меня… – поняла Леля. – Это… это он про Нелю…»