Общая психопатология

Больная Б., 31 год, лечилась амбулаторно на кафедре психиатрии Университета дружбы народов. Из анамнеза известно, что отец больной страдал хроническим алкоголизмом, мать — язвенной болезнью двенадцатиперстной кишки.

Беременность матери протекала физиологично, роды в срок, девочка родилась в синей асфиксии, проводилось искусственное оживление. С рождения была слабенькой, много и часто болела. Плохо ела, часто подташнивало, периодически отмечались рвоты. До семи лет отмечался энурез, беспокоили частые головные боли. В дальнейшем состояние стабилизировалось, хотя аппетит был сниженным до настоящего времени. В семье была хроническая конфликтная ситуация, обусловленная алкоголизмом отца, который в пьяном виде бегал за женой с ножом, несколько раз избивал ее на глазах ребенка.

В школе с семи лет, училась посредственно, так как часто не было возможности готовиться к урокам. Окончила IX классов и ПТУ. По характеру всегда была тревожная, ранимая, замкнутая, робкая. Все неприятности держала в себе, выговаривать свои проблемы никогда не могла. Подруг не имела. В компаниях сверстников всегда была на вторых ролях. В 16 лет влюбилась в одноклассника, встречалась с ним до 20 лет, собиралась выйти за него замуж. Но неожиданно для больной этот молодой человек перестал с ней встречаться и женился «на общей знакомой». Тогда больная «назло ему» вышла замуж за человека, которого не любила. Тем не менее семейная жизнь первые два года была удовлетворительной, родила ребенка.

Однако спустя 2 года муж стал пить, скандалить, однажды в пьяном виде ударил ее по голове. Было, вероятно, сотрясение мозга, длительное время после этого больную беспокоили головные боли.

К врачам не обращалась из-за страха перед мужем. Хотела уйти из семьи, но муж пригрозил ей убийством. Мужа боялась настолько, что когда он возвращался с работы, «ее всю трясло от страха». Постоянно думала о разводе, но опасалась что-либо предпринять. Постепенно стала нарастать тоскливость, подавленность, плохо спала. Еще больше ухудшился аппетит. Временами на пике страха отмечались нервные поносы. Однажды во время еды муж снова ударил ее по голове. От неожиданного удара поперхнулась пищей, прекратилось дыхание, возник острый страх умереть от удушья, с трудом отдышалась. С этого времени стала настороженно относиться к пище, так как почувствовала, что твердая пища проходит плохо или совсем не проходит. Опасалась, что пища может попасть в дыхательное горло. Появился страх глотания. Зафиксировалась на еде, постоянно думала о том, что ей можно есть, а чего нельзя. За короткое время похудела на 10 кг. Постоянно испытывала страх глотания. От этого стали появляться эпизоды повышения артериального давления.

Когда пациентка заболела, муж стал относиться к ней заботливее, перестал пить, скандалить, не прибегал более к физическим наказаниям. По поводу трудностей глотания больная несколько раз обращалась к отоларингологам и онкологам, так как уже тогда у нее возникла мысль о возможном наличии рака пищевода или желудка. Несколько раз были проведены соответствующие обследования. Никакой патологии, кроме остаточных явлений перенесенной травмы черепа, выявлено не было. Больная же оставалась уверенной в наличии у нее онкологического заболевания, которое врачи не могут выявить или не решаются сказать ей правду, считая ее безнадежной. Стала читать учебник онкологии, медицинскую энциклопедию, находила у себя все признаки злокачественной опухоли. Убедила в этом мужа, который вместе с ней ходил по врачебным кабинетам и требовал проведения дополнительных обследований. На этом фоне дисфагия усилилась, возникала ежедневно. Однажды во время очередного обследования у онколога встретила знакомую, которая рассказала ей об экстрасенсе, который «за хорошие деньги может вылечить от чего угодно». Тут же поехала к этому экстрасенсу, с трудом добилась приема. Экстрасенс сказал, что у нее нарушено биополе в области горла из-за растущей опухоли, увидел над ее головой черную ауру, но за лечение взялся. После курсового лечения (10 сеансов) отправил к «травнику», который лечил ее настоями различных трав, после чего снова отправил к тому же экстрасенсу. Состояние на некоторое время улучшилось. По совету экстрасенса стала сама «восстанавливать здоровое биополе», однако эффекта от этого не было. Когда стало нечем платить экстрасенсу, он от нее отказался. Это было для больной настоящим ударом, шоком. Поняла, что надежды никакой не осталось. На этом фоне глотать уже совсем не могла, даже слюну.

Одновременно с дисфагией усилились и участились периоды повышения артериального давления, появилась мигрень. Головные боли усиливались при изменении атмосферного давления. По поводу головных болей обратилась к невропатологу, который и направил больную на консультацию на кафедру психиатрии Университета дружбы народов.

Из-за резко пониженного питания у пациентки подкожно-жировая клетчатка практически отсутствовала. Кожа серая, холодная, шелушащаяся. Физический статус напоминал клиническую картину нервной анорексии, но у нее была сохранена менструальная функция и отсутствовали вторичные сомато-эндокринные нарушения, столь типичные для нервной анорексии. Не было у больной и характерных для больных анорексией дисморфофобических переживаний [26, 27, 28].

При поступлении жаловалась на возможное наличие у нее онкологического заболевания, приводила много данных, почерпнутых из специальной литературы. Пыталась сама вести беседу, устроила врачу экзамен по онкологии. Во время беседы, если ее не устраивало объяснение врача, раздражалась, громко рыдала, повышала голос (вплоть до крика). С большой долей скепсиса согласилась на лечение, так как допускала, что дисфагия может быть не только при раке, но и при неврозе. С недоверием отнеслась к психологическому обследованию, которое выявило высокие показатели индекса нестабильности брака (80%). На MMPI отмечался пик по шкалам 6 (паранойя) и 2 (депрессия). При методике запоминания десяти слов отмечено снижение объема механической памяти, замедление процесса заучивания, внимания и умственной работоспособности. Мышлению больной доступны отвлечения, обобщения, абстрагирования. При работе со сложными обобщениями допускала ошибки, в основе которых — использование конкретных связей. При работе с простыми обобщениями (двойные группы) делала много ошибок, связанных с повышенным утомлением.

Экстраверсия больной составляла 9 ед. (норма), невротизм — 19 (норма 12 ед., Р<0,05), тревога — 14 ед., фобии — 8, навязчивости 10, соматизация 14, депрессия 9, истерия 8. Все показатели, за исключением истерии, в 2-3 раза превышали нормативные (во всех случаях Р<0,001). У больной также выявлен высокий уровень общей враждебности (22 ед. при норме 13, Р<0,001). Интрапунитивность превышала нормативные показатели в 2,5 раза, несколько повышенной была и экстрапунитивность (10 ед. при норме 8,2). Враждебность была отчетливо направлена на себя (10 ед., Р<0,001).

В течение двух месяцев больная регулярно принимала амитриптилин по 25 мг на ночь, френолон по 10 мг утром и днем, стелазин по 5 мг утром и днем, ноотропил по одной капсуле утром и днем. Уже через две недели лечения дисфагия уменьшилась, появилась установка на излечение, стала доступной психотерапевтическому воздействию. Через два месяца лечения — хорошо ест, поправилась на 4 кг, исчезли фобические переживания (включая канцерофобию), проблем с глотанием твердой пищи нет. Однако тенденция к появлению дисфагии в стрессовой ситуации сохраняется, как сохраняются, хотя и в меньшей степени, патохарактерологические изменения личности. Больная получает поддерживающую психотерапию (1 сеанс в месяц) в течение 1 года.