Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть третья

Конвергенция, или обратное поглощение социалистического общества капиталистическим, сработала из-за того, что социализм был лишь подвидом коммерческого общества. Социализм ограничивал расширение капитала, но не отменял его. В отличие от социализма, предпринимательское общество не есть подвид коммерческого общества, а есть более высокий род. При любом соприкосновении коммерческого и предпринимательского общества второе поглощает первое. Если социализм безуспешно пытался отгородиться стеной от капитализма, то теперь капитализм, точно так же безуспешно, пытается отгородиться от напора предпринимательского общества. Внешняя стена, подобная Берлинской или тем, которые Евросоюз строит на границах России и Белоруссии, а США — на границе с Мексикой, не есть стена от внешнего вызова. Это — стена от внутренних проблем, на которые общество не может найти ответ внутри самого себя.

Персонализация капитала и государства

Йозеф Шумпетер писал, что доктрина демократии, согласно которой народ поднимает и решает вопросы, определяющие его участь, противоречит фактам, а утилитарный рационализм, на котором основывается эта доктрина, давно мертв и никто не принимает его за правильную теорию политического организма. В действительности идея демократии мотивирована религиозно:

«… Хотя политическая доктрина коллективного действия может не подтверждаться результатами эмпирического анализа, она подтверждается той опорой на религиозные представления, о которой уже шла речь. На первый взгляд это может не показаться очевидным. Утилитаристские лидеры были далеки от религии в общепринятом понимании. Напротив, они считали себя антирелигиозными и почти все считали их таковыми. Они гордились своим, как они считали, неметафизическим мировоззрением и не симпатизировали религиозным институтам и движениям своего времени. Но стоит еще раз взглянуть на ту картину социального развития, которую они нарисовали, чтобы открыть, что она воплощает в себе ключевые элементы протестантизма и, более того, сама основывается на этой вере. Для интеллектуала, который отказался от своей веры, утилитаристские убеждения заменили ее. Для многих из тех, кто остался при своих религиозных убеждениях, классическая доктрина [демократии] стала их политическим дополнением» (Шумпетер 2008, с. 663).

Как религиозная идея, демократия не может быть опровергнута. Но как принцип практических действий, она может быть поставлена под сомнение. Философия демократии с XVIII века ссылалась на «общее благо» и «волю народа»: «Предполагается, что существует общее благо, достижение которого является очевидной целью любой политики. Оно легко поддается определению и пониманию со стороны любого нормального человека, если ему предъявить рациональные доводы» (Шумпетер 2008, с. 647). Общее благо — это единая ценность для всего населения. Но население движется не «общим благом», как это представляли себе утилитаристы, а тремя разными взаимно не упорядоченными наборами ценностей — полезностями, долгом и самовыражением. Для каждого человека свойственно свое отношение этих ценностей. Поскольку же не существует «общего блага» как единой цели для всего народа, то не существует и «воли народа», направленной на это благо.

Шумпетер показывает, что наилучшие решения частно принимаются не благодаря, а вопреки мнению большинства. Он приводит пример конкордата, подписанного Наполеоном с римской курией. Конкордат не соответствовал мнению большинства, проникнутого антиклерикализмом, и вовсе не был бы подписан, если бы для решения вопроса о веротерпимости использовались демократические процедуры. Но с точки зрения французского общества в целом конкордат был наилучшим решением (Шумпетер 2008, с. 652–653). Таким образом, если сводить демократию к достижению «общего блага» как некоторого наилучшего для общества решения, то приходится признать, что и в автократии есть элементы демократии:

«Большинство реальных исторических случаев автократического правления (и освященного божьей милостью, и диктаторского), конституционных монархий или аристократических и плутократических олигархий, как правило, характеризовались безусловной, часто горячей и ревностной поддержкой подавляющего большинства всех классов общества. Из этого следует, что применительно к конкретным историческим условиям они преуспевали в защите того, что, по убеждению большинства из нас, должен отстаивать только демократический строй. Нам следует подчеркнуть это обстоятельство и признать наличие значительного элемента демократии — в данном смысле — даже в самых автократических на первый взгляд режимах» (Шумпетер 2008, с. 642–643).