Общества неравенства

Напротив, османские и китайские государства, которые имели фискальный потенциал, близкий к европейским государствам в период 1500–1550 годов, не сталкивались с такими же стимулами. В период между 1500 и 1800 годами они управляли крупными империями относительно децентрализованно и не испытывали необходимости в увеличении своего военного потенциала или фискальной централизации. Обострение конкуренции между европейскими государствами среднего размера, которые организовывались в этот же период, действительно, похоже, стало центральным фактором в развитии специфических государственных структур – структур, которые были более высоко централизованными и фискально развитыми, чем государства, возникающие в Османской, Китайской империях и империи Великих Моголов. Вначале европейские государства развивали свой фискальный и военный потенциал в основном из-за внутреннего конфликта в Европе, но в конечном итоге эта конкуренция наделила эти государства гораздо большей силой, чтобы наносить удары по государствам в других частях мира. В 1550 году пехота и флот Османской империи насчитывали около 140 000 человек, что равнялось численности французских и английских войск вместе взятых (соответственно 80 000 человек и 70 000 человек). Это равновесие будет нарушено в течение следующих двух столетий, отмеченных бесконечными войнами в Европе. К 1780 году османские силы практически не изменились (150 000 человек), в то время как французская и английская армии и флоты насчитывали уже 450 000 человек (280 000 солдат и моряков для Франции, 170 000 для Англии); в боевых кораблях и огневой мощи они также имели заметное превосходство над потенциальными противниками. К этим цифрам следует добавить 250 000 человек для Австрии и 180 000 для Пруссии (государства, которые в 1550 году не имели никаких вооруженных сил). В XIX веке Османская и Китайская империи явно доминировали в военном отношении над европейскими государствами.

Межгосударственная конкуренция и совместные инновации Изобретение Европы

Является ли экономическое процветание Запада исключительно следствием военного доминирования и колониальной власти, которую европейские государства осуществляли над остальным миром в XVIII и XIX веках? Очевидно, что на такой сложный вопрос очень трудно дать единый ответ, тем более что военное господство также способствовало технологическим и финансовым инновациям, которые сами по себе оказались полезными. Абстрактно можно представить себе исторические и технологические траектории, которые позволили бы странам Европы наслаждаться тем же процветанием и той же Промышленной революцией без колонизации: например, если бы планета Земля была одним огромным европейским островом-континентом, не допускающим ни возможности иностранного завоевания, ни «великих открытий» других частей света, ни какой-либо добычи полезных ископаемых. Чтобы представить себе такой сценарий, необходимо определенное воображение, однако, а также готовность смело спекулировать на темпах технологических инноваций.

Кеннет Померанц в своей книге «Великое расхождение» показал, насколько сильно промышленная революция конца XVIII и XIX веков – сначала в Великобритании, а затем и в остальной Европе – зависела от масштабной добычи сырья (особенно хлопка) и энергии (особенно в виде древесины) из остального мира – добычи, достигнутой путем принудительной колониальной оккупации. По мнению Померанца, более развитые части Китая и Японии в период 1750–1800 годов достигли уровня развития, более или менее сопоставимого с соответствующими регионами Западной Европы. В частности, мы находим схожие формы экономического развития, частично основанные на демографическом росте и интенсивном сельском хозяйстве (что стало возможным благодаря усовершенствованным сельскохозяйственным технологиям, а также значительному увеличению посевных площадей за счет расчистки земель и вырубки лесов); мы также находим схожий процесс протоиндустриализации, особенно в текстильной промышленности. Впоследствии, утверждает Померанц, два ключевых фактора привели к расхождению европейских и азиатских траекторий. Во-первых, вырубка европейских лесов в сочетании с наличием легкодоступных залежей угля, особенно в Англии, заставили Европу довольно быстро перейти на другие источники энергии, кроме древесины, и разработать соответствующие технологии. Более того, фискальный и военный потенциал европейских государств, в значительной степени являющийся результатом их соперничества в прошлом и усиленный технологическими и финансовыми инновациями, вытекающими из межгосударственной конкуренции, позволил им в XVIII и XIX веках организовать международное разделение труда и цепочки поставок особенно выгодным образом.