Общественное мнение

Информация о невидимой среде предоставляется главным образом словами. А слова передаются с помощью телеграфной или радиосвязи от репортеров к редакторам, и уже последние готовят их к печати. Телеграфная связь – удовольствие недешевое, а ее возможности часто ограничены. Поэтому новости пресс-службы обычно кодируются. Рассмотрим, например, депешу, которая гласит:

«Вашингтон, округ Колумбия, 1 июня. Соединенные Штаты Америки считают вопрос о захваченном в стране в начале военных действий немецком судне закрытым».

По проводам она может пройти в следующей форме:

«Вашингт, Колумб, 1.06. США счит вопрос о захвач в стр в нач воен. д. нем. судне закрытым»[33].

Новость, в которой говорится:

«Берлин, 1 июня. Рейхсканцлер Карл Йозеф Вирт, излагая программу правительства, заявил сегодня парламенту, что „лейтмотивом политики нового правительства станут восстановление и примирение“. Он добавил, что кабинет министров решил: разоружение должно осуществляться неукоснительно, и оно не будет поводом для наложения дальнейших санкций со стороны союзников».

Может быть передана в таком виде:

«Берл, 1.06 канц Вирт излагая прогр прав-ва, заявил сег парлам, что „лейтм полит нов правительства станут восстан-е и примир-е“. Он доб, что каб мин решил: разоруж-е д осуществляться неукосн-о и не б поводом для наложения дальн санкций со ст союзников».

Во втором случае содержание извлекли из пространной речи на иностранном языке, перевели, закодировали, а затем расшифровали. Получающие сообщения операторы расшифровывают их сразу, на ходу. Хороший оператор, как мне сказали, за восьмичасовой рабочий день может написать пятнадцать и более тысяч слов, учитывая получасовой обед и два десятиминутных перерыва на отдых.

За парой-тройкой слов часто стоит целая череда действий, мыслей, чувств и последствий. Читаем ниже:

«Вашингтон, 23 декабря. Сегодня корейской комиссией на основании – по словам самой комиссии – достоверных отчетов, полученных из Маньчжурии, было сделано заявление, обвиняющее японские военные власти в деяниях, более „ужасных и варварских“, чем когда-либо имели место в Бельгии во время войны».

Получается, очевидцы, чья точность и непредвзятость неизвестна, сообщают информацию составителям «достоверных отчетов», которые, в свою очередь, передают ее в комиссию за пять тысяч миль. Комиссия готовит заявление, возможно, слишком пространное для текста публикации, из которого корреспондент вырывает фрагмент длиной в три с половиной дюйма. Весь смысл должен быть сжат, но так, чтобы читатель осознал важность новости.

Даже гуру стиля вряд ли способен хорошо упаковать все крупицы правды, для которых, если уж честно, потребовался бы рассказ из ста слов о том, что за несколько месяцев произошло в Корее. Ведь язык, этот проводник смыслов, совсем не идеален. Слова – как денежные купюры, их можно перетасовывать и так, и эдак, сегодня они порождают один набор образов, а завтра другой. И нет никакой уверенности в том, что одно и то же слово вызовет в голове читателя точно такую же мысль, как и в голове журналиста. Теоретически, если бы все факты и связи имели уникальные названия, и, если бы все люди с ними согласились, общение протекало бы без недопонимания. К такому идеалу стараются приблизиться, например, в точных науках, и это отчасти является причиной того, что из всех форм международного сотрудничества научное исследование является наиболее эффективным.