не через какое-то особенное исследование и открытие, но через уверенность, не всегда явную или осознанную, в некоторых общих свойствах человеческой жизни. А самое важное и повсеместно значимое из этих свойств
– в том, что «поверхность» четко отделена от «глубин»… Мы заброшены и погружены в некую субстанцию, которую мы не можем определить, измерить, подвергнуть воздействию; не можем даже более или менее твердо верить в ее существование, поскольку она неотъемлема от любого нашего опыта, слишком тесно связана с нами и с тем, что мы делаем, чтобы отделить ее от потока (а она и есть сам поток) и изучать ее как объект с должной научной отстраненностью.Та среда, в которой мы находимся, определяет самые неизменные наши категории, наши стандарты истинного и ложного, реальности и кажимости, добра и зла, центра и периферии, субъективного и объективного, уродливого и прекрасного, прошлого, настоящего и будущего…
И все-таки, хотя мы не можем анализировать эту среду, поскольку у нас нет и быть не может внешней наблюдательной точки, отдельные люди способны воспринимать (но не могут адекватно описать) состав и направление «подводных» частей своей собственной и чужой жизни. Воспринимают они их гораздо явственней, чем те, кто просто не замечает всепроникающей субстанции («потока жизни»), и потому вполне заслужили название людей поверхностных; или те, кто пытается применить к ней научный, метафизический инструментарий, приспособленный исключительно к объектам, лежащим над поверхностью, и потому в своих теориях приходят к совершенно абсурдным заключениям, а на практике
– к позорным неудачам[114].Мудрость, заключает Бéрлин, есть «не научное знание, но особая чувствительность к очертаниям обстоятельств, в которых мы оказались»,
но способность жить, не попадая под колеса тех условий или факторов, которые мы не можем изменить, что там
– описать и просчитать в должной мере; способность жить по наитию, с той самой «вековечной мудростью», которую приписывают крестьянам и другим «простым людям», там, где научные законы по определению неприменимы. Необъяснимое чувство, помогающее нам ориентироваться в мироздании, и есть «чувство реальности», «умение жить».Однажды Гарольд прочитал Эрике на сон грядущий этот пассаж из Бéрлина, хотя он очень умозрителен, а Эрика смертельно устала на работе – устала настолько, что Гарольд не был уверен, что она вообще что-нибудь поняла.
Глава 16. Бунт
Рэймонд и Эрика стали регулярно встречаться в кафетерии компании в 11:45. Рэймонд был ранней пташкой, но ради Эрики согласился перенести ланч на сорок пять минут позднее. Вскоре и другие их единомышленники стали делать перерыв на ланч в это же время, чтобы присоединиться к Эрике и Рэймонду. Не прошло и месяца, как за четверть часа до полудня в углу кафетерия стали ежедневно собираться одни и те же 20-30 человек.