Расслабившись, Эрика стала более терпеливой, более любознательной. Подытоживая результаты множества наблюдений, Малкольм Гладуэлл писал{513}
, что художники, добившиеся признания в молодости, склонны к созданию концепций. Подобно молодому Пикассо, они продумывают концепцию того, чего хотят добиться, а затем начинают последовательно работать в этом направлении. Тех же, кто добивается совершенства ближе к концу жизни, можно назвать искателями. Подобно Сезанну, они начинают не с продуманной концепции, а интуитивно, но неуклонно продвигаются к цели методом проб и ошибок.Этот процесс не всегда пассивен и гладок. В 1972 году великий историк искусства Кеннет Кларк написал эссе о том, что он называл «стилем старости». Рассмотрев творчество многих художников, в частности Микеланджело, Тициана, Рембрандта, Донателло, Тернера и Сезанна, он заключил, что ему удалось обнаружить общую закономерность, характерную для многих престарелых художников:
Эрика, безусловно, не обладала гениальностью этих великих мастеров, и ей были чужды мучившие их страсти. Но у нее было стремление не зря прожить отпущенные ей годы и удивить саму себя. Эрика обнаружила, что искусство дало ей возможность заглянуть в глубины ее души. Художник берет чувства, которые в зачаточном, неясном виде бродят во многих душах, придает этим чувствам форму и показывает миру. Именно художники выражают коллективную чувственную мудрость народа. Они сохраняют и передают эти состояния души от предыдущих поколений следующим. Роджер Скрутон писал{514}
:Однажды летом, через пару лет после выхода на пенсию, Гарольд и Эрика провели лучший отпуск в своей жизни. Они проехали по Франции – смотреть соборы. Гарольд готовился к поездке несколько месяцев, штудировал книги по готической архитектуре и учебники истории Средних веков. С таким рвением он не учился даже в школе. Некоторые места из этих книг он даже наговорил на диктофон и записал этот рассказ на компьютер, чтобы можно было слушать его во время путешествия. Этот рассказ был немного похож на презентации, которые ему приходилось писать много лет назад, разве что на этот раз он говорил об архитектуре и рыцарстве. Под этот рассказ они с Эрикой будут бродить по городам, заходить в храмы.
Гарольд не слишком старался запоминать имена королей и подробности битв. Он исходил из убеждения, что каждая группа людей, каждая эпоха непроизвольно выстраивают свою систему символов: здания, организации, учения, ремесла и поучительные истории, – а затем люди живут внутри нравственной и интеллектуальной структуры этих символов, не слишком задумываясь о них. Поэтому, когда Гарольд говорил о жизни в Средние века, он просто пытался понять, как чувствовал себя человек, живший в ту эпоху. Сам он говорил о себе, что описывает не рыбу, а воду, в которой плавает рыба.
Гарольд очень любил такие познавательные путешествия. Во время них можно было прикоснуться к прошлому и ощутить его – в полутьме старинных зданий, в сырости замков, в виде на лес, который открывался сквозь бойницу крепостной стены. Впечатления, лившиеся в сознание, помогали живо вообразить реалии давно прошедших времен.
Они побывали в Кане, в Реймсе и в Шартре. Достопримечательности они осматривали, держась за руки. Гарольд шепотом пересказывал ей то, что вычитал из книг о соборах и замках, доставляя этим удовольствие не только Эрике, но и себе.