Джосайя улыбнулся, но, когда понял, что она не шутит, превратился в Стоунхендж.
– Боже помилуй, за что мне такая невежда на голову свалилась.
Он встал и потянул за собой Эбель. Они отошли к противоположной стене, чтобы взглянуть на картину издалека.
– Смотри, – ткнул профессор пальцем в Иуду, – видишь, рядом с ним рассыпана соль. Это символ предательства и потери религии. А еще у Иуды в руке мешочек, символизирующий его награду за идентификацию Иисуса. В нем тридцать сребреников. А еще позади апостолов три окна, и они поделены на три группы, что символизирует Святую Троицу. У апостола Петра в руках нож, которым он позже отрежет ухо солдату, арестовавшему Христа. На столе лежит либо угорь, либо сельдь – как знак веры или не веры. Ну, Эбель, ну честное слово, ну это же все так очевидно.
– Так же очевидно, как разгадать наилегчайший шифр с теми цифрами, что мы нашли на могилах?
– Что? – Джосайя повернулся к ней. – Ты нашла ответ?
Эбель лишь цокнула языком и направилась в главный зал. Джосайя быстро убрал за ними подносы с завтраком и, нагнав, замучил Эбель расспросами. Ну и, конечно, оставшийся час бубнил, какой же он был дурак и как же все это было очевидно, и вообще, рельеф Санди же менялся, и вот в начале девятнадцатого века какой-то там картограф что-то там сделал, и поэтому Джосайя запутался, и бла-бла-бла.
Эбель никогда не радовалась началу воскресной службы так, как сегодня. Кэруэл наконец-то замолчал, и разболевшаяся голова стала меньше гудеть. Мэр так и не соизволил приехать, и вместо него слово держала мисс Вуд. По правую руку от нее стоял отец Робинс, а по левую – мистер Янсен в своем черном плаще. Он вообще когда-нибудь менял одежду?
Речь, конечно, не могла закончиться быстро. И после долгого предисловия о том, как каждый исключительный важен для академии и как Хиггинсу трудно поддерживать здесь порядок и безопасность, мисс Вуд, опустив руки и сжав кулаки, готовилась объявить виновного.
– Боже, да когда же это кончится? Я успею умереть десять раз и воскреснуть, пока она договорит, – сказал Ноа за спиной Эбель.
Соль толкнула его локтем под ребро, и тот съежился, как улитка, которой разбили раковину.
– Молча стой и слушай, дебил.
– Как же ты жестока… – шипел он.
– Еще одно слово – и весь оставшийся день проведете в прачечной. Будете стирать простыни и гладить наволочки. Понятно вам? – сжав зубы, процедил Джосайя, и эти двое сразу закрыли рты.
– Мы безоговорочно доверяем расследованию и, – мисс Вуд громко сглотнула, – как ни больно мне это признавать, но убийцей оказался один из нас. Но можете больше не переживать. Тот, кто совершал все эти ужасные деяния, – мертв.
Все охнули, и по рядам вихрем закружил шепот студентов.
– Мы приняли решение не оглашать имя преступника, потому что это, несомненно, ранит многих из вас.
– Они же не нашли преступника, – шепнула Эбель на ухо Джосайе.
– Но кто-то же должен быть виноват, – пожав плечами, ответил он.
Мисс Вуд откашлялась и вновь продолжила свою речь:
– Спасибо, что оставались сильными все эти дни и что не потеряли доверие к нашей академии. Впредь мы постараемся больше не допустить такого. – Мисс Вуд улыбнулась. – А теперь передаю слово отцу Робинсу. Давайте помолимся за тех, кто нас покинул.
И священник затянул свою долгую песню, обдавая всех дымом тлеющего ладана и окропляя каждого святой водой.
Глава 7. Сладость или гадость
Первая неделя без убийств.
Напряжение все еще витало в стенах академии вместе с запахом благовоний, дымящихся в главном зале. Все медленно возвращалось на круги своя. Студенты, конечно же, сами нашли виновного и, дофантазировав, обвинили в убийствах Ребекку Мартинс. Якобы она не смогла простить Эрику, в которого была тайно влюблена, измену, а мистеру Пирсону… Для него они причины не придумали. В итоге она якобы не справилась с этим грехом и ушла из жизни добровольно. Амелия всячески пыталась обелить свою подругу, и Йонни ей старательно в этом помогал, но все, словно быки, уперлись рогами в собственные же домыслы и слухи. Джосайя был прав. Людям нужен виновный. Тот, кого можно закидать камнями и преподать другим урок. Тот, на фоне кого они могут казаться лучше, правильнее и добрее.
А тем временем наступил октябрь. Дожди все чаще поливали землю, а ветер еще старательнее стал срывать пожухлые листья с деревьев. С каждым днем становилось холоднее и холоднее. Темнеть стало раньше, светлеть позже.
Режим Эбель опять сбился, хоть после исповеди ей и удалось хорошенько выспаться. Ей и правда помогли та душная будка и священник, что сидел рядом, хотя к новой встрече с ним Эбель не готовилась. Но и отец Робинс не торопился звать ее на вторую исповедь.