– Я от вас избавлюсь, наконец, молодой человек? Или это у нынешней молодежи хобби такое – надоедать пожилым людям?
– Я никуда не уйду, пока вы мне не объясните, что происходит, – решительно заявил Вадим. Но выражение лица у Василия Александровича было спокойным, а в глазах застыло лишь удивление.
– Может, мне и вправду милицию вызвать? – поинтересовалась соседка. – Пусть они выяснят в отделении, кто таков. А то мало ли. Время сейчас неспокойное…
– Спасибо, Виктория Глебовна. Я пока и сам в состоянии справиться с пустяками…
Когда Вадим вернуться в гостиницу, он чувствовал себя так, словно его отжали в барабане стиральной машины. Не было сил ни говорить, ни думать. Вадим смог только дотянуться до пульта большой телевизионной панели и пробежаться по тридцати доступным каналам. Подавляющую часть телеэфира занимали ток-шоу. На одном канале мелькнули новости, на другом – кадры смутно знакомого черно-белого фильма. Вадим вяло попытался понять смысл происходящего на экране, но не смог. Глаза стали сами собой слипаться, а в памяти опять всплыли туманные контуры Солнечногорска. Последнее время город детства стал приходить к Вадиму во сне слишком часто…
Всю тяжесть переговоров с Янтарем сразу взяла на себя тетка Нина. Вадим смог только выдавить из себя пару невнятных фраз, да и то, судя по всему, не в тему…
– Тарик, я же не просила отвезти Вадика на Материк, – искренне возмущалась тетка. – Сам посуди, разве твоей матциклетке сто пятьдесят километров – это крюк? И не крюк вовсе, а так – забава одна. Мы же тебе и за бензин отдельно оплатим…
Вадим поймал на себе цепкий взгляд Янтаря и с готовностью кивнул. Конечно, мол, заплатим, какой разговор. И за бензин, и за беспокойство, и за все остальное. По самому выгодному тарифу…
– Ну что, Тарик? – продолжала наседать тетка Нина. – Заодно и поохотишься. Ты же сам давеча говорил, что трех лис где-то в тех местах подстрелил. Еще парочку подстрелишь – и то дело…
Янтарь молчал, с шумом отхлебывая душистого варева из огромной кружки с надколотой ручкой. Смуглое и скуластое лицо молодого охотника оставалось непроницаемым. Сколько Вадим ни вглядывался, так и не смог понять, о чем тот думает. По годам они были почти ровесниками, а по виду этого нельзя было сказать. Выглядел Янтарь заметно моложе Вадима.
На странном имени – Янтарь, настоял, как рассказывала тетка Нина, его дед. Из каких глубин подсознания малограмотный эвенк-охотник выудил столь мудреное для здешних мест слово – никто не понял, но возразить главе большого рода не посмели. Так и записали в свидетельстве о рождении сына – Янтарь Михайлович. Правда, соседи к его чудному имени привыкнуть так и не смогли, поэтому пользовались более легким для слуха сокращением – Тарик.
– У него одёжа имеется? – Охотник презрительно покосился на пуховую куртку Вадима. – В такой шкурке околеет, поди, через полчаса, а отвечать мне…
Тетка с готовностью закивала.
– Я тулупчик в дорогу снаряжу, Тарик. Ты не думай. Что я ему, не родная что ли? Племянника, поди, не заморозить хочу. Значит, договорились?
– Куды ж вас деть, теть Нин, – проворчал парень и уставился в угол.
Вадим непроизвольно посмотрел туда же, но ничего особенного не заметил. Угол, как угол…
– Пущай с самого утра ко мне приходит. Лучше на рассвете. Надо пораньше выдвигаться, чтобы до темноты успеть…
Вадим облегченно вздохнул и разжал, наконец, кулак. Примета его опять не подвела. Если держать правую руку крепко сжатой, то все задуманное обязательно сбудется…
– Спасибо, теть Нин, – поблагодарил Вадим, когда они уже шагали по скользкой дороге к дому. – Меня сегодня совсем заклинило. Трех слов связать не мог…
– Может, так оно и лучше. – Тетка закуталась в серую шаль из козьего пуха. – Ты не думай, Тарик – парень хороший. Но тараканов у него в башке не меньше, чем у него же за печкой. Все один, да один, как бурчук какой. Сколько ему говорили: женись, женись. А он уперся – и ни в какую. Чужих он сильно не любит…
Дорога к теткиному дому была короткой, но цепкий ветер успел пощипать лицо. Вадим опустил подбородок и приподнял шарф. Осень в Солнечногорске оказалась короткой. В этих широтах вообще все времена года, кроме зимы, долго не задерживались. Еще только весна началась, а тут, смотришь, уже и лето на пороге, которое без лишних предисловий переходит в осень, за которой опять наступает зима – долгая и мучительная как европейское средневековье со всеми своими войнами, интригами, пандемиями и редкими проблесками античности, собранными в монастырских библиотеках…
– Задумался-то чего? – поинтересовалась тетка.
– Да вот, думаю, надоели мы тебе, хуже горькой редьки, – усмехнулся Вадим. – Мало того, что сам свалился нежданно-негаданно, так еще и Мануэлу с собой притащил. Уже больше месяца хороводимся. Все никак уехать не можем…
– Вадик, деточка, грех великий мне так думать, но если вы и на год у меня задержитесь, я только рада буду. Ведь, почитай, последний разок-то и видимся. Сколько ты не приезжал?
– Да лет двадцать пять, – признался Вадим.