Общество с ограниченной ответственностью

Саша почти перебрал все фотки, и вдруг в глаза бросилась яркая цветная фотография. Красивая смеющаяся девушка, юная и стройная. Такая счастливая в этом текущем моменте. В летнем легком платье, в белых босоножках, с букетом полевых цветов в руках, она стояла на возвышенности и улыбалась, сзади море сливалось с небом. Мама? Он понимал, что это мама, но такой ее никогда не видел, не застал. И эту фотку не видел – может, пропустил. Какая она тут красивая и счастливая! Он перевернул фото в надежде прочесть что-то типа «Ялта-82», какую-нибудь стандартную подпись, и с удивлением увидел стихи. Мелким красивым маминым почерком:

Девушка пела в церковном хоре
О всех уставших в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,

И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,

Что в тихой гавани все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Счастье свое наконец обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,

И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, – плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.

Что это еще за стихи? Пушкин, что ли? Не сама же она? Почему она их тут написала? Что значили для нее эти слова? Почему не «Ялта-82»? Или что-нибудь типа, как Лена, «я поэт, зовусь я Светик, от меня вам всем приветик». И он вдруг понял, что совсем не знал маму и никогда не хотел узнать. А теперь никогда и не узнает!

Как она превратилась из этой счастливой красивой девушки в ту, которую он помнил? Как она оказалась здесь, так далеко от своего любимого дома, от моря и солнца и того прекрасного летнего дня? Что она забыла в этом промышленном городе, где все так серо и уныло, где практически не бывает лета, зато зима длится вечно? Одна, с ребенком, среди бандитов, разрухи и нищеты 90-х.

«Девушка пела в церковном хоре». Он совсем не знал ее. И никогда не любил. Только пользовался, требовал… Кем она была?.. Кем могла бы стать, если бы не все это… Что-то стало подниматься внутри, что-то глубокое, скрытое, ком подступил к горлу, но он тут же захлопнул альбом, и все погасло.

Больше ничего похожего не было. Спустя какое-то время он опять взял фото, но ничего не почувствовал. Смотрел, перечитывал стихи – нет, ничего, никаких ощущений.

Но он пошел дальше – нашел в сводках криминальных событий данные людей, которые погибли при их налете. Начал искать их в соцсетях. Александра Степановича не было, а вот Максим был. И в «ВКонтакте», и в «Одноклассниках». Фоток немного, но можно было понять, как он жил. С ружьем на снегоходе, в компании друзей у горящего огня, с женой в Сочи у олимпийских колец. В ленте событий висело объявление, как шлагбаум, прервавший его путь… «Прощание состоится…», дата, время, какие-то комментарии, соболезнования, угрозы: «Мы найдем, кто это сделал» и т. д. и т. п.

Саша без труда зашел на страничку жены. Тут фотографий побольше. Много банок с солениями, какая-то еда, фото природы, елка с шишками, те же примерно фото из Сочи. Фото Волги.

Видно, где-то они на природе жили, не в городе, может, база отдыха, но точную локацию он не мог определить.

Хотелось испытать какие-то эмоции, как тогда, в ночь перед штурмом, или как от фотографии с мамой. Хоть что-нибудь!

Он прислушался к себе. Нет, ничего. Он стал сознательно вспоминать тот день, чтобы что-то почувствовать. Как замершую машину пытался завести, стал крутить стартер.

«Кровь на тебе, братишка. Из-за тебя люди погибли!»

Гарик, они мчатся по городу. Чувство вины? Сожаления? Нет, тишина.

Фотография в «Одноклассниках» – Максим с женой, рядом девочка. Может, дочка их? У них, наверное, дети были. Жить и жить бы еще, да?

Ну, давай, давай, заводись!

Нет, никаких эмоций… Вообще пофиг!

Замершая душа так и не завелась. Был у него шанс, но он его упустил.

– Нашла!! – закричала Лена откуда-то издалека. – Иди сюда быстрее!

Они были на кладбище, пытались найти могилу Сашиной мамы. Дядя Миша, когда уезжал, велел ему навестить маму.

– А как найти-то ее?

– Как входишь, сразу направо чеши, до елки, а там налево, третий прогон или четвертый. – Дядя Миша задумался. – Найдешь, короче.

Саша клятвенно пообещал, что сходит, но знал, что не пойдет никуда.

Потом вещи забирал – вышла вездесущая соседка:

– Навестил ли мать-то, Саш?

– Да нет пока. А как найти-то ее?

– Дак это, как входишь, левее сразу забирай, – соседка махнула почему-то правой рукой и в правую сторону, – до мусорного бака, а потом налево после него.

Саша растерялся.

– А у вас где левая рука? А где правая?