Община Святого Георгия

В гостиной хозяйки борделя на диванчике лежала Клёпа. Кто-то более чувствительный, нежели Вера Игнатьевна, мог бы решить, что несчастная проститутка в спутанном состоянии сознания. Но Веру – особу чувственную – невозможно было провести. Ей не нужны были новейшие воззрения на истерию, наконец-то наглядно продемонстрировавшие, что истерия в подавляющем большинстве случаев не что иное, как банальный обман, и в битве Шарко и Бабинского Вера Игнатьевна однозначно была на стороне последнего. Юзеф Бабинский убедительно доказал, что все эти истерические отёки, гипертермии, кровохарканья, а то и стигматы – всего лишь проделки самих страдалиц.

Конечно, Клёпе было нелегко, ей изрядно досталось, но сие трактовалось как лёгкие телесные повреждения. Хоть и было чудовищно в силу целого ряда обстоятельств, но жизни и здоровью, в том числе психическому, не угрожало. С Клеопатрой уже возился Сапожников. Увидав княгиню, он приветственно кивнул и, сняв очки, стал перечислять обыденно, с интонациями пожилого земского лекаря, точно бы докладывая о симптомах простуды:

– Ничего страшного. Лёгкие гематомы на бёдрах, ссадины влагалища и небольшой надрыв заднепроходного отверстия. Укольчики поделаем, я ввёл обезболивающее. Сильнодействующее. Ну, вы понимаете, Вера Игнатьевна… Мази пропишем. Уже и помазал. Девица наша более демонстрирует страдание, нежели страдает, и, сказать по правде, она сама спровоцировала…

Лариса Алексеевна коршуном набросилась на Якова Семёновича:

– Ты идиот?! Что она может спровоцировать, она же…

– …в принципе проститутка! – мягко вставил доктор.

– С ними был взводный унтер!

– Ну так что, Лара, взводный унтер? Ему в приказе написано: «На каждую допущенную до совокупления – по три юнкера». Читать унтер, положим, умеет. Что не одномоментно, а за всю трудовую смену, это ещё потребно уметь размыслить. К тому же наша славная Клеопатра сама изволила предложить господам юнкерам эдакую сатурналию.

– Хорошо, девочки шум подняли!

– Меня-то ты чего выдернула? – наконец поинтересовалась княгиня у подруги, присматриваясь к груди Клёпы, мерно поднимающейся и опускающейся, морфий подействовал, девка крепко спала. Видимых повреждений не было, ни гематом, ни царапин, но что-то заинтересовало Веру.

– За обоими послала! Проще мне с тобой, чем с Яковом Семёновичем!

– Яша, дай очки! – попросила княгиня.

– Боже мой! Юнкера! Русские дворяне! Должны бы уважать женщину! Их же мать родила, в конце-то концов! – причитала Лариса Алексеевна, пока Вера сквозь линзы, поднесённые к коже Клёпы, что-то изучала.

– То женщину. Мать. А то…

– Яков Семёнович! – позвала коллегу Вера. – Пора тебе очки посильнее заказывать. Посмотри-ка внимательнее. Лара, лупа есть?

Лариса достала из шкафа мощную линзу в бронзовой оправе. Вера показала Сапожникову свою находку.

– У твоей девки на шоколад реакции нет? Или ещё на что? Клубника, ананасы, шампанское? – обернулась она к Ларисе Алексеевне.

– Да какой там! Она гвозди переваривает. Одним шоколадом мне кассу делает!

– Ответят господа юнкера! – удовлетворённо констатировал Сапожников, возвращая лупу. – Сифилитическая розеола!

– Как ты шанкр пропустил?! – ахнула Лариса. – Ты их каждую неделю осматриваешь!

– Лара, это дело такое! Как инкубация – так и нет ничего. Да и как заметишь на натруженных органах?! Там же хронические отёки, уплотнения и воспаления. Да и атипических случаев сколько! Увы, но наша Клеопатра уже с месячишко «сеет разумное, доброе, вечное». Что тут скажешь? – Сапожников махнул рукой и загундосил, воображая, что напевает: – Фуражка милая, не рви-и-ися-а-а, с тобою жизнь моя прошла! С тобою круто пронесли-и-ися мои кадетские года!

– Так, ты не юродствуй! – Вера строго посмотрела на Якова Семёновича. – Немедленно залей в мочеиспускательные каналы малолетних идиотов какой-нибудь ядрёный раствор. Надеюсь, у вас хватило ума их не отпускать?

– Здесь они, здесь! Я унтеру пригрозила!.. – Лариса повертела ручкой, не уточняя.

– Иди, Яша! Действуй. Им так прожжёт, что и для наказания на первый раз достаточно. Их же никто не учил, что делать со своими восставшими палками, чтобы и самим не покалечиться, и других не поломать. Картинок похабных насмотрелись – вот и вся их половая наука. А тут ещё твоя дурища! С фантазиями! Может, их ещё и пронесёт.

– Ты ещё здесь?! – закричала на Сапожникова Лариса.

Он ретировался из гостиной.

– Для того тебя и позвала! В Яше я последнее время не уверена. И в себе не уверена. Устаю я, Вера. Начальника корпуса в известность ставить? Или не ставить? Не знаю, что делать!

– Ничего не делай. Если посткоитальная профилактика не поможет – господа юнкера будут с лихвой протравлены ртутью и сулемой. Лечение сифилиса изрядно сажает печень, так что воздастся так или иначе. И за глупость. И за жестокость, проистекающую из оной. Ты мне сейчас вот что скажи: Саша Белозерский ею пользовался?

– Да. Но он аккуратный. Предпочитает с парижскими и американскими резиновыми предохранителями.

– Что-то я не заметила.

Лариса уставилась на Веру, как громом поражённая. Только через несколько секунд смогла вымолвить: