Обскура, или Записки блуждавшего во тьме

Комментарий: Поначалу я не слишком вдумывался в этот тезис, выписанный трижды. Фраза, только и всего. Она на первый взгляд мало относилась ко мне, ведь я сам не был и не стремился стать «большей тьмой». Но однажды, через некоторое время, вибрируя в пространстве, соответствующем чему-то среднему между ОС и астралом, я задал вопрос, каким я буду в будущем? Естественно, что существует множество вариантов развития событий, и я негласно запрашивал тот вариант, который наиболее соответствует текущему развитию событий. А моим текущим состоянием была работа над переносом Черной книги.

«Я шел по подземному миру, как обычно черному и гнетущему, но эта атмосфера больше не имела на меня никакого влияния. В самых темных закоулках сновали тени мелких и жалких существ, желавших наброситься на кого-нибудь, дабы пожрать. Меня они не трогали. Более того, казалось, они избегают встречи со мной.

Мне стало любопытно — каков же я? И увидел себя со стороны. Лет тридцати-сорока, и источающий тьму, почти такую же темную, как этот нижний мир. Существа, по всей видимости, признавали во мне вампира еще большего, чем они сами, и боялись того, что я сам поглощу их, если приближусь.

Мне пришло в голову: раньше я был таким слабым и жалким, когда безуспешно стремился к свету».

А ведь эта фраза была непосредственно предназначена для меня. Поскольку Черная книга искала подступы ко мне, чтобы я проникся ею, начал чувствовать ее не как переписчик, а как последователь. Потому она и дала мне совет на свой лад, что же я должен делать, чтобы перестать бояться Тьмы. А я очень боялся ее какое-то время назад.

О том, с чего все начиналось

Не волнуясь, не любя,

Ищем бога, ищем черта,

Потеряв самих себя.

Саша Черный

Перед тем, как приступить к экскурсии в самое Нигредо, мне следует сделать некоторое лирическое отступление, чтобы у вас сложилась картина, как рассказчик докатился до такой жизни.

Я имел честь родиться в обычной пролетарской семье, не имевшей никакого отношения к религии. Мои родители были воспитаны в коммунистическом Союзе, а Гагарин, как известно, в космос летал и Бога не видел. Когда после перестройки многие побежали в церкви «стучать лбами перед иконой», увидев по телевизору, как это демонстрируют сильные мира сего, мои родители не отказались от своих убеждений, за что я их весьма уважаю. Что же касается мистики, в то время были популярны Чумак с Кашпировским, но у нас их вроде не смотрели.

Несмотря на такое строго атеистическое окружение, я верил в Бога с того самого момента, с которого сам себя помню. В этом нет никакой особой отметины пророка, только следствие глубокой религиозности в прошлой жизни. Поскольку никаким молитвам меня не учили, я придумал свою, и читал ее каждый день. Это была очень наивная детская молитва, в которой я просил всевышнего о милости для тех, кто сейчас на земле, на воде и в воздухе, о радости для тех, кто опечален, и об исцелении для тех, кто болен. Видимо, благодаря все тем же смутным отголоскам старого опыта, меня удалось крайне быстро обучить чтению в трехлетнем возрасте, и когда по нашему городу со скоростью вируса стали распространяться брошюрки не то свидетелей Иеговы, не то еще каких евангелистов, яро пугающих армагеддонами и геенами, призывая покаяться и обратиться ко Христу, они еще больше укрепили меня в моей богобоязненности. (Поэтому, придя во взрослом возрасте на собрание какой-то христианской секты, где все через слово восклицали «Слава Иисусу!», я и сам еле сдерживался, чтобы не воскликнуть: «Ладно я верил в это, когда был дошкольником, но вы-то зрелые люди!»).