В трамвае, набитом битком, Средь двух гимназисток, бочком,Сижу в настроенье прекрасном. Панама сползает на лоб. Я – адски пленительный сноб,В накидке и в галстуке красном. Пассаж не спеша осмотрев, Вхожу к «Доминику», как лев,Пью портер, малагу и виски. По карте, с достоинством ем Сосиски в томате и крем,Пулярдку и снова сосиски. Раздуло утробу копной… Сановный швейцар предо мнойТолкает бесшумные двери. Умаявшись, сыт и сонлив, И руки в штаны заложив,Сижу в Александровском сквере. Где б вечер сегодня убить? В «Аквариум», что ли, сходить?Иль, может быть, к Мери слетаю? В раздумье на мамок смотрю, Вздыхаю, зеваю, курюИ «Новое время» читаю… Шварц, Персия, Турция… Чушь! Разносчик! Десяточек груш…Какие прекрасные грушки! А завтра в двенадцать часов На службу явиться готов,Чертить на листах завитушки. Однако: без четверти шесть. Пойду-ка к «Медведю» поесть,А после – за галстуком к Кнопу. Ну как в Петербурге не жить? Ну как Петербург не любитьКак русский намек на Европу?<1910>
Мухи
На дачной скрипучей верандеВесь вечер царит оживленье.К глазастой художнице ВандеСлучайно сползлись в воскресенье Провизор, курсистка, певица, Писатель, дантист и девица.«Хотите вина иль печенья?» —Спросила писателя Ванда,Подумав в жестоком смущенье:«Налезла огромная банда! Пожалуй, на столько баранов Не хватит ножей и стаканов».Курсистка упорно жевала.Косясь на остатки от торта,Решила спокойно и вяло:«Буржуйка последнего сорта». Девица с азартом макаки Смотрела писателю в баки.Писатель, за дверью на полкеНе видя своих сочинений,Подумал привычно и колко:«Отсталость!» И стал в отдаленье, Засунувши гордые руки В триковые стильные брюки.Провизор, влюбленный и потный,Исследовал шею хозяйки,Мечтая в истоме дремотной:«Ей-богу, совсем как из лайки!.. О, если б немножко потрогать!» И вилкою чистил свой ноготь.Певица пускала руладыВсё реже, и реже, и реже.Потом, покраснев от досады,Замолкла: «Не просят! Невежи… Мещане без вкуса и чувства! Для них ли святое искусство?»Наелись. Спустились с верандыК измученной пыльной сирени.В глазах умирающей ВандыЛюбезность, тоска и презренье: «Свести их к пруду иль в беседку? Спустить ли с веревки Валетку?»Уселись под старой сосною.Писатель сказал: «Как в романе…»Девица вильнула спиною,Провизор порылся в кармане И чиркнул над кислой певичкой Бенгальскою красною спичкой.<1910>