Обстоятельства речи. Коммерсантъ-Weekend, 2007–2022

«Сопрано» пропитан ощущением острого кризиса традиционных социальных институций: семьи, мафии, да и государства (этому посвящены последние три сезона «Сопрано», выходившие после 11 сентября 2001 года). Собственно, с этой мыслью — о неизбежности и принятии перемен — Тони и приходит в первой серии в кабинет психоаналитика: «Мне сорок, и, кажется, лучшее уже позади». Презирая утешительную голливудскую драматургию, стремящуюся развязывать узелки и избавлять своих зрителей от острых конфликтов, Дэвид Чейз выстраивает «Сопрано» на конфликтах нерешаемых: смерть — это еще неплохой финал, а что насчет старости или болезни? Пожалуй, ни один сериал так остро не высказывался о третьем возрасте. Деменция матери Тони Ливии (Нэнси Марчанд), старческое слабоумие дяди Джуниора (Доминик Кьянезе), смерть от рака легких в тюремной больнице Джонни Сэка (что-то не вспоминается другого фильма, где показывали бы, как медбрат перестилает простыни под смертельно больным человеком, причем в роли медбрата — режиссер Сидни Поллак) — можно выглядеть достойно в классическом голливудском фильме или мафиозной разборке, но жизнь подкидывает ситуации, в которых просто невозможно найти правильное решение и нужно просто это принять.

Сериал как литература

Расхожая мысль: хороший современный сериал похож на большой роман. Но на какой роман похож «Клан Сопрано»? Вряд ли можно сравнить работу десятка сценаристов под руководством Дэвида Чейза хоть с одним большим классическим текстом. Более того, «Сопрано» ясно демонстрирует, как возникает сегодня сложный сериальный нарратив, который — так уж устроено телевизионное производство — никогда не планируется целиком от начала и до конца. Мы живем в мире, где сценарии редко превращаются в пилотные серии, а пилотные серии редко разрастаются в сезоны. Поэтому самые эффектные шоу растут наподобие куста — во все стороны сразу.

«Сопрано» на стадии пилота был историей конфликта гангстера средних лет со старшим поколением — матерью и дядей, который вдруг решает убить племянника. После разрешения этого конфликта в финале первого сезона два главных героя фактически выбыли из игры, и для продолжения истории во втором сезоне Чейзу пришлось вводить новых персонажей, которые потянули за собой другие истории, прирастающие боковыми линиями. Как в большом романе, у некоторых героев «Сопрано» по несколько сюжетов одновременно. Тони одновременно может конфликтовать с дядей, выяснять отношения с любовницей, тосковать по улетевшим уткам, мириться с другом, ссориться с женой Кармелой (Иди Фалко), которая может переживать платонический роман с местным пастором, строить дом, беситься из-за мужа или детей. Даже крошечные герои в «Сопрано» не исчерпываются одной сюжетной дорожкой.

Но самое интересное то, что эти дорожки часто никуда не ведут. В «Сопрано» полно таких сюжетов, классический пример — серия про попытку убийства русского бандита, когда два гангстера, Поли и Крис (Майкл Империоли), полфильма замерзают в заснеженном лесу. Тони спасает своих подчиненных, но зрителю так и не удается ничего узнать о судьбе жертвы. Что случилось с русским? Как он ушел от преследователей? Жив он или мертв? Наверное, эту историю можно было бы развить, если бы сериал продолжался на пару сезонов дольше, но вряд ли стоит искать ответы на эти вопросы сегодня. Особенно зная, как именно закончился финальный сезон — не традиционной точкой и не пафосным многоточием, а буквально ухнув в затемнение, оборвавшись на полуслове. В литературе что-то подобное проделывал, пожалуй, только Лоренс Стерн в «Сентиментальном путешествии по Франции и Италии». Манеру сюжетостроения и изложения Дэвида Чейза вполне можно назвать стерновской и в том, как он скачет с предмета на предмет, с сюжета на сюжет в попытке объять необъятное, и в том, как ирония смягчает брутальное насилие, а высокая драма, в свою очередь, купирует смешки, и в том, как он одергивает сам себя, не желая никаких внятных финалов: «В жизни так не бывает, не все истории заканчиваются, нельзя взять и повязать ленточку на всем, что тебе попадется, и сказать: ну вот, конец!» — говорит Чейз в одном из своих интервью.

Сериал как история

Драматургия, привитая «Клану Сопрано» сценаристами, помогла сериалу влиться в нарратив глобальной реальности. В конце концов, одной из тем шоу поначалу был закат большой истории: возвращаясь домой, Тони расслаблялся с полкило пломбира и каналом History, медитируя под рассказы о Роммеле, Гитлере, вторжении союзников на Сицилию и прочих делах минувших дней и мечтая по возможности избежать тех подвигов, которыми прославились его отцы и деды, — он не хочет воевать с соседями или загреметь за решетку по какому-нибудь большому делу (за это его презирают гангстеры старой школы). Растворение большой истории в рутине современности, избавленной от глобальных противостояний, — важная тема девяностых, поверивших Фукуяме.