Засветились неяркие на дневном свете за окнами лампочки, озарив теплым желтым святая святых. Григорьич ткнул локтем в выключатель Установки, зубами схватил брезент и потянул на себя, стаскивая на пол, под ноги. Показалась массивная труба, открытая с обеих сторон, чем-то похожая на томограф. Установка ровно загудела, к синим контрольным лампочкам прибавилось целое созвездие на панели.
– Умрет же он, Одинец… – безнадежно и очень тихо сказала ему в спину мать Данилы. Парнишка уже не хрипел, вообще не издавал никаких звуков, только хлюпало что-то, двигалось в раздавленной груди.
– Не знаю, – ответил Григорьич. Аккуратно положил Данилу на выехавшую из трубы полосу каталки, задвинул ее на место, точно пряча умирающего. Пробежался пальцами по кнопкам. Двадцать лет накопления… Да и хрен с ними!
Установка взвыла, как будто распиливая там, внутри, маленькое тело. Лариска бросилась было к Григорьичу, но он ткнул ее кулаком в подбородок. Женщина отлетела к стеллажу, обрушивая на пол инструменты, зацепила локтем и вывернула на пол ящик с транзисторами, рассыпавшихся кучей мертвых коричневых жуков.
Установка вошла в максимальный режим, внутри мерно щелкали реле, запахло озоном как возле работающего на пределе принтера.
– Не лезь! – рявкнул Григорьич. – Один шанс, дура!
На суету пришел Шаврик, против обыкновения сунулся в сарай и застыл у входа, таинственно отсвечивая блеклыми голубыми глазами. Установка теперь кряхтела и позвякивала, запах усилился. Весь мир был пропитан озоном. Кот тряхнул усами и чихнул.
– Ну а как ты хотел? – спросил хозяин. – Технология, брат. Электричество!
Из трубы послышался протяжный стон. Что бы там ни происходило, Данила точно не умер. Если уж Шаврика вылечил, то теперь и вовсе хорошо все будет.
А что еще надо-то, если вдуматься?
Лариска закусила губу, до крови, так что зубы окрасились алым, но под руку больше не лезла. Григорьич мельком глянул на нее и сказал на всякий случай:
– Скорую-то вызови. Я сам не знаю, хватит мощности или нет.
Он потянулся словно кот, разминая мышцы. Аж свело все от напряжения, но это ничего, это пройдет. И… награды, пожалуй, стоит иногда надевать.
За дело они. Заслужил все-таки.
– Яблоньку мою не трогайте, все равно не спилю, – сказал он весело. – Поняла?
Звездочет
Жили да были… Нет, это банально! Они и сейчас в полном здравии, прошедшее время в данном случае ни к чему. Давайте лучше так: в одном городе, построенном задолго до рождения звездочета Крамера, на площади перед ратушей давеча произошел необычный инцидент. Скажем прямо, скандал. Участники его, вольные и невольные, потом рассказывали разное.
На следующее утро, конечно, потому как ночью спать надо. По возможности.
Старый пекарь Томас, седой и важный, весь будто присыпанный навсегда въевшейся мукой, говорил так:
– Я видел всякое. Восход второго солнца, прибытие в город каравана с волшебными шарами. Я помню даже выступление фокусника без лица – того, что появляется у нас раз в столетие и танцует чечетку на чаше фонтана. Но такого, как вчера – никогда не было!
Томас после этих слов пригладил бородку клинышком, с которой он больше походил на профессора, а не на пекаря:
– На площади мне и делать-то было нечего, своих забот хватает, но… Вышел полюбоваться фонтаном, посмотреть на забавных туристов из других стран – они смешные, эти люди. Возможно, выпить бокал лимонада у тетушки Бромелии, изготовленного по старинному рецепту. Но не успел… Этот, эта…
– Кот! – перебила его та самая тетушка Бромелия. Сама себя она не считала пожилой солидной дамой, оставаясь в душе девчонкой. Вот и сейчас подпрыгивала и махала руками, но шестьдесят семь лет, но седые букли и лишний вес… – Там был кот с мольбертом! Я фраппирована до сих пор!
Остальные свидетели происшествия зашумели, перебивая друг друга. Детский сад, а не горожане…
– Кот с цветными усами!
– Ростом с человека!!!
– …на задних лапах и в берете!
– А потом по всему городу, по всему… И скрежет!
– У меня скисла вечерняя роса…
Слегка ошалев от шума, бургомистр, пытавшийся выяснить подробности, прокашлялся и властно заявил:
– Тих-х-хо!
В молодости он служил командиром кавалерийской сотни, а там без хорошо поставленного голоса – никуда. У разбойников от его крика сабли из рук выпадали, глаза закатывались, а чахлые пустынные лошаденки, на которых скакали дети окрестностей, валились с копыт. Ненадолго, но качественно.
Именно поэтому все затихли, а Томас продолжал:
– Именно так, спасибо, Бромелия. Этот кот вышел почти на центр площади, спасибо, в фонтан не полез, поставил свою деревянную штуковину на брусчатку, раскрыл и достал кисти.
– Он действительно был в берете? – потише, но звучно уточнил бургомистр.
– Так точно, с пером. Хотя больше одежды не наблюдалось. Серый полосатый зверь, но большущий… А усы были лиловые, цвета спелых слив. Подозрительное животное, клянусь большой печью и негасимым огнем!
Томас в юности служил под началом бургомистра и теперь невольно вытянулся во фрунт. Казалось, дай ему саблю и коня, он и сейчас, несмотря на радикулит и утренний кашель, поскачет… Впрочем, мы отвлеклись.