Вчерашняя суета прошла мимо звездочета: вечером он спал, а ночью, почти до рассвета, изучал в трубу созвездие Крокозябра. Совсем новое, сиявшее на небе всего третий день. Возможно, оно останется навсегда, но есть вариант, что исчезнет так же внезапно, как и появилось.
И в самом городе, и над ним бывало всякое.
Непонятную ржавую штуковину Крамер и Альба нашли возле реки, где горожане любили смотреть на закаты. Пляж не пляж, но нечто вроде того: песчаный берег с вытянувшейся почти до середины Штайн-флюсс отмелью. Сейчас на уютных скамейках никого не было – жара ведь, от которой не спасали редкие зонтики. Каменный мост правее чуть плыл в мареве раскаленного уже с утра воздуха.
– Гм, – сказал Крамер, обходя по кругу лежащую на песке гусеницу шагов семь в длину. В обхвате она была толще самой большой винной бочки, а это, доложу я вам, немало. Невысокий звездочет едва доставал верхним краем чалмы до верха гигантского нечто. – Кто ж ты есть?!
С головы свесился стебель, толстый отросток с совершенно нечеловеческим глазом на конце: выпуклым, без ресниц, с нервно сжавшимся в вертикальную полоску зрачком.
Змея не змея, но явный родственник.
Глаз тщательно осмотрел Крамера, лишь на секунду отвлекшись на мальчишку. Потом внутри гусеницы что-то заскрежетало, прозвенело, и на морде, к которой как раз подходил звездочет, с хрустом открылась щель пасти – зубастой, источавшей внутренний жар. Альба от испуга отскочил назад, да там и предпочел остаться.
– Меня зовут Логика, – сообщило чудовище. На звонких звуках оно похрустывало, на шипящих – пришепетывало, но в целом разобрать слова было несложно. – Железная Логика, колдун. Я пришла навести порядок.
– У нас и так довольно тихо, – осторожно сообщил Крамер. От глаза и пасти ему было не по себе, особым мужеством он никогда не блистал. – Зачем нам какой-то порядок?
– Логично, – выдохнула Логика. – Но не очень. Вы погрязли в колдовстве и насилии над законами природы. Не верите в теорию Дарвина и полеты в космос, замшели в заблуждениях. Поэтому пришла я.
– Но нам и так неплохо… – еще осторожнее ответил звездочет. – Шла бы ты отсюда.
– Не могу. Теперь, когда я изучила глубину, да что там – пропасть вашего падения в бездну волшебства, я не могу. Начнем с тебя, старик. Небольшая перековка сознания, лишение ненужных качеств и умений – и ты станешь настоящим логичным человеком. Оплотом и опорой научного бытия.
Крамер поежился. Несмотря на солнечное тепло и какой–то неживой, искусственный жар, шедший от Логики, его знобило. Все, что он умел, хотели отнять. Все, чем испокон веков жил город, кем-то чужим решено было сделать ненужным. Это вам не пустынные воины: саблями и громовым рыком бургомистра не справиться.
– Начнем с начала, уважаемая Логика…
Гусеница кивнула отростком с глазом. С начала – это логично, какие тут возражения? Не с конца же начали.
– …так вот. Мы – волшебный город, населенный людьми с некоторыми… гм, умениями. Так продолжается тысячи лет. И у нас нет причин что-то менять. Логично?
Альба приплясывал за его спиной, но не от веселья или испуга: раскаленный песок жег пятки. Интересно-то интересно, но так и изжариться недолго.
Крамер махнул рукой в его сторону, и мальчишка оказался обут в невысокие ботинки, хоть и не по сезону. Зато ступни не задымятся.
– Это неправильно! Нелогично! Перестаньте! – заорала гусеница и со звоном начала крутиться на месте, едва не придавив Крамера. Ему пришлось отойти чуть дальше. Зато озноб прошел, как и не было.
– Вы знаете, уважаемая Логика, – дождавшись пока та успокоится, сказал звездочет. – А я не перестану… Зачем мне, нам всем ваше вмешательство? Как жили – так и будем. А вы больше не приходите, не надо.
– Психи. Колдуны и психи! Почему ты сопротивляешься, старик? Ты против логики?!
– Отнюдь! – громко и торжественно заявил звездочет, от голоса которого Альба едва не упал, по совершенно спокойной реке вдруг пробежала рябь, а песок под гусеницей зашевелился как живой. – Я сам ей иногда балуюсь, но живу по-своему. Как и все мы здесь! Нам просто не нужна чужая Железная Логика. За ней скоро последует Мертвая Тишина, а там и Вечный Покой на подходе. Нет уж!
С каждым его словом волны нарастали, песок проваливался под железной тушей, а когда он закончил никакой гусеницы уже не было – в дымящуюся, источавшую жар воронку с ревом и шипением хлынула вода, подняв огромное облако пара. Альба как зачарованный смотрел на все, так и не сказав ни слова. Он отыграется позже, вечером, когда они всей компанией будут провожать солнце, сидя на шпиле ратуши подобно грозди больших некрасивых птиц. И Валиора засмеется, не поверив, но подаренные звездочетом ботинки важно произнесут в закатной тишине:
– Все так и было!
А пока Крамер шел обратно на площадь, чтобы успокоить горожан и бургомистра: опасность миновала. Пора было взять несколько пирожков с лепестками фиалки у Томаса и бокал лимонада тетушки Бромелии, сесть у фонтана и с аппетитом позавтракать, размышляя: почему именно кот? Почему в берете? Важен ли мольберт или в следующий раз все будет совсем-совсем иначе.