Обычное зло

Навстречу пробежала молодая пара, едва не толкнув плечами – расцепили руки в последний момент. Девчонка, чуть младше его Алисы, даже глаз от телефона не подняла, а ее парень окинул Сергея недовольным взглядом: куда ты вылез, старик? Сидел бы дома.

Нет уж. Он и сидел, – а чаще лежал, – дома шесть лет и сколько-то месяцев. Отлучался к врачам, когда ненадолго, а когда и в стационар. УЗИ, анализы, консультации специалистов, да–да. Кардиологи и сосудистые хирурги – он выучил их профессии, он запомнил многих по именам, в лицо и… бессрочно.

А что старик – это не так. Всего-то пятьдесят. У здоровых людей это период достижения и понимания, молодых любовниц, Турции и третьего по счету «паркетника», побольше предыдущих – либидо, скисая, требует сублимации. Возраст взрослых детей и – частенько – уже внуков. Некогда болеть, в субботу баня, летом полетим на Алтай, Серега, там так круто, ты себе даже…

Да. Он себе даже. И другим – вряд ли. Так получилось, что выпасть из колеи оказалось легко, а обратно – не пускает многое. Прежде всего, вот эта чертова левая нога (надо было взять палку, надо!), вот это раздутое и синеватое как несвежее мясо (ему даже снилось, как оно бьется внутри) сердце. Друзья остались телефонными голосами и редкими появлениями в гостях – он улыбался, выпивал понемногу вместе с ними, наплевав на указания врачей, а потом – после ухода – лежа на кровати и следя глазами за женой: лекарство, второе, воды – запить, не пей, Сереж, нельзя тебе… Совсем нельзя. Тягучее как патока чувство, что забыли тебя почти все – да и правильно. Вычеркни уже «почти» и будет все верно.

Все равно в гости приходили теперь плохо знакомые, чуть постаревшие люди, без общих тем для разговоров, кроме воспоминаний: а вот, двадцать лет назад… Тридцать. Десять. Какая разница?! Люди жили, а он давно уже… да нет, не умер. В чем-то это было бы легче.

В какой–то момент и возник План. Можно и проще, горсть варфарина или шаг чуть дальше балконных приоткрытых рам – но нет. Сергей Сергеевич прекрасно понимал, что это жестоко. Не для него – его-то в опухшем измученном куске мяса весом в девяносто килограммов уже не будет – по отношению к дочке.

Он и так тянул как мог, ждал совершеннолетия. Иногда теряя сознание, помогал ей по дому, показывая, как сварить, пожарить, убрать комнаты: давай одну ты пылесосишь, а вторую я, чтобы честно? Падал с этой гофрированной, дрожащей в руках трубой на пол, словно борец со змеей, но вставал. Пока гудит адский агрегат. Пока никто ничего не заметил. Садился возле набитой грязной посудой раковины прямо на пол, задирал голову и беззвучно выл. Как волк на свое последнее в жизни полнолуние. Слушал снизу песню воды на старых тарелках и шуршание канализации. Буль-буль, бульбульбуль-буль, no there's no limit.

Жена? Нет. Для нее он работал раньше, старался, что-то объяснял, но все давно кончилось. Была любовь, была ненависть, все было и куда-то делось. Так случается. Не чужая женщина, но и не родная. Непонятно какая, но – возможно и это один из видов любви, давно уже платонической – какой секс с его здоровьем… Впрочем, независимо от чувств – расстраивать и ее внезапной самодеятельностью в вопросах Божьего промысла не хотелось.

Урна попалась в конце квартала, возле аляповато украшенного вывеской «Что-то-там-пицца» заведения. Пластырь туда. Пакет с волосами тоже. Люди шли мимо, не обращая внимания. Выбрасывает он мусор или наоборот – копается в урне – кому сейчас какое дело. Лысое недоразумение в немодных очках, черной майке, копеечном флисовом жилете и серых, в складках от долгого хранения, джинсах. Дышит как после пробежки, но на вид трезвый. Пусть его.

Дальше пешком было невозможно. Сергей Сергеевич присел на невысокую ограду у магазина: нет поблизости лавочек, так хоть так. Отдышался. Мучительно хотелось лечь, но не здесь же, не здесь. С трудом встал и побрел к остановке. Купил в киоске бутылку минералки с неприятно высоким ценником, запил таблетки. Смысла в них нет, но – режим: восемь, одиннадцать, час дня, шесть и семь вечера. И в двадцать три ноль-ноль. Он жил в этом режиме как верующий от молитвы до молитвы. Впрочем, сегодня последней дозы не будет, он искренне надеялся добраться до места. А в Бога и так не верил.

Не свалиться раньше времени – вот основная часть Плана. Не уехать в больницу по «скорой» прямо с улицы, чтобы его очередной раз спасли под заплаканные глаза жены, хмурые физиономии медсестер, слегка оживающие тенью улыбки, когда в карман суют скудные рубли. Не попасть снова домой.

У него больше нет дома, вот в чем его короткий, но ясный План.

– Дед, дай денег! – примазался сбоку невесть откуда взявшийся хмырь: кепка уточкой, непременный спортивный костюм, молодое, но пропитое лицо. Неужели не вымерли такие еще в девяностые?

– Ста рублей хватит? – вытянул из кармана бумажку Сергей Сергеевич. На дне еще звенели бессмысленные теперь монеты: сдача с тысячи за воду.