Обычное зло

– Открывай, Одинец! Обсудим! – заорал Валерка, хотя хозяин дома уже неторопливо шел к калитке, над которой торчала голова соседа.

– Чего надо? – проворчал Григорьич, ковыряясь с засовом, ржавым, давным-давно не смазанным. Все у него такое в хозяйстве, куда ни глянь. Один кот ухоженный, да в сарае порядок, а дом со двором, да и самого себя запустил порядком.

– Яблоня твоя весь свет загородила, сколько уже говорю. Пили давай!

Засов подался, сыпля чешуйками ржавчины под ноги. Нет, надо бы смазать, надо. Сейчас вот горластого этого спровадить и – заняться делом. Не убежит стакан-то.

– Яблоня… – неопределенно повторил Одинец. – Ага.

Валерка был лет на двадцать моложе, но какой-то рыхлый. Пухлый и бесформенный. И внешне, и в душе. Нажрался с утра, вот и геройствует, а потом опять извиняться придет. Плавали – знаем или опять двадцать пять.

Вот и сейчас: только сунулся во двор со своими претензиями, сразу же и огреб. Григорьич даже не бил, так, сунул кулаками пару раз по ребрам, чтобы охладить соседа. Валерка взвизгнул, отпрянул, размахивая руками, пришлось в душу разок зарядить. От удара под дых сосед сложился вдвое как перочинный ножик, захрипел и осел кучей на грязный асфальт.

– Ты чего… – выдохнул он. – Думаешь, если ветеран… Найду управу!

Старый я стал, подумал Одинец, разминая кулаки. Не должен он болтать после удара.

По канаве улицы прошла незнакомая парочка, парень с девчонкой, с любопытством поглядывая на скорчившегося Валерку, на самого Григорьича, давно облысевшего, худого, наряженного в привычную клетчатую рубашку без половины пуговиц и растянутые спортивные штаны.

– Чего пялитесь? Не в цирке.

Валерка с трудом поднялся, опираясь на забор. Зло посмотрел, но – надо же! – заткнулся. Парочка шмыгнула дальше, куда шла.

– Иди-ка ты, Валерик, домой. Еще накати и спать ложись. Если дурак – сиди дома, людей не тревожь. А яблоню я пилить не собираюсь и тебе не дам. Отец сажал, память это.

Тот потряс головой. Хмель, видимо, отступил ненадолго, прояснилось что-то. Сбавил обороты.

– Дядь Гриш… Ну как так… У меня ж темно во дворе из-за нее.

– Твои проблемы, – сказал Григорьич. Ему и жалко было чудака, и разговаривать с ним который раз об одном было лень. – Еще заявишься в калитку колотить – пасть порву. И моргалы, соответственно, выколю.

Советские фильмы Валерик не смотрел, так что воспринял все как реальную угрозу. Похрипел еще, поежился, отлип от забора и вывалился обратно на улицу. Одинец хотел его пнуть для скорости, но пожалел. Калитку только захлопнул сильнее, чем надо было, с хрустом задвинул засов.

Щенок. Ветеранством еще попрекает.

Было дело, воевал. У нас в стране так частенько бывает: войны нет, а участники боевых действий – есть. И удостоверение соответствующее, и медали в шкафу лежат с тех пор, даже орден. Только не носит их Григорьич. Не из стеснения, а так… Причин не видит. Если б стеснялся, отказался бы еще тогда, как Рохлин от Героя. Но нет, принял, потому как за дело дали, а что не надевает…

Да кому какое дело?

Шаврик мяукнул, приветствуя хозяина. Намекает, паразит хвостатый, что и пожрать бы не помешало. А то как вчера выйдет: после второго стакана Григорьич уже не годен в кормильцы.

Однако, кот обождет немного, не до того. Надо бы про засов не забыть. Масленка в сарае где-то, вот туда и надо. Здесь и дверь без скрипа открывается, и свет проведен, и мусора никакого на полу. Чистота и порядок, потому как самое важное это место из всего неопрятного хозяйства. Центр его, Григория, бытия.

Щелкнул выключатель. Стеллажи на одной стене, там чего только нет: и метизы всех видов, и инструмент, и радиодетали советских еще времен в одинаковых длинных ящичках: они с отцом когда-то их мастерили. Батя только рад тогда был, что сын не по дискотекам с шалавами, а дома вот, паяет что-то, конструирует.

Григорьич тогда мечтал в политех поступать, со школы еще увлекся электроникой, а вот видишь, как оно повернулось. Военком честно сказал: Родине сейчас нужны шоферы. А после армии и вовсе не до того было: не спиться бы. Какая учеба? Давай лучше работай. Все категории открыты? Забей ты, парень, на это высшее, ну сам подумай, куда оно тебе. Денег с порога больше, чем у инженера со стажем. Так и остался водилой.

– Масленка, – вслух напомнил он себе. – Засов.

Как все одинокие люди Григорьич частенько разговаривал сам с собой. И с Шавриком еще, разумеется, но кот сарай не любил. Говорят, память у кошек недолгая, но хвостатый точно запомнил связанные с этим местом сложности. Видимо, больно было.

Напротив стеллажей, у другой стены – пара верстаков, потом квадратный стол с самогонным аппаратом: ну как без такой необходимой вещи в наше время? – и длинный массивный постамент Установки. Сама она, деликатно прикрытая брезентом от лишних глаз. Две синие лампочки горят, специально край ткани отвернут, чтобы видеть. Идет накопление энергии.

Григорьич остановился напротив, почти забыв о масленке.