Обыкновенная иstоryя

— Но я же вижу, как тебе плохо. Надо терпеть. Посмотри на меня. Я с ней тоже поссорилась, а теперь жалею. Она единственная знает, как надо жить. Потому что она преуспела, а мы с тобой нет. Надо ее слушаться. Посиди, успокойся и возвращайся к жене.

— Она тебя все-таки сломала. Ну что за человек? Ей ведь не денег жалко, Саша. Она тебя так воспитывает. Так же, как меня. Делает из нас людей. Как будто мы чурки, деревянные заготовки. И вот приходит папа Карло и начинает топором вырубать Буратино. Лупит и лупит, даже не думая о том, как это больно. Налей мне что-нибудь покрепче.

Он сел. Саша налила обоим текилу, все, что от нее осталось.

— С днем рождения, — сказал Алик и залпом выпил свою рюмку. Потом полез во внутренний карман пиджака.

Саша с удивлением смотрела на толстую пачку долларов, которая легла перед ней на стол. Тысяч десять, не меньше.

— Может, и хватит на машину, — смущенно сказал Алик. — Не беспокойся: это мои деньги. А не хватит, так я что-нибудь продам. Лика мне много чего дарила. Одних часов штук десять. Не станет же она их пересчитывать? — он грустно улыбнулся.

— Ты опустошил свою зарплатную карточку?! Лике же, небось, эсэмэски приходили!

— А мне наплевать! Я ведь Бу-ра-ти-но, — по слогам сказал он. — Деревянный я, Саша. Теперь совсем деревянный. Ничего не хочу, ничего не чувствую. У меня все есть, абсолютно все. Дома с квартирами, и здесь, и за границей, машины, костюмы, дорогие безделушки. Все, кроме чувств. Она меня выхлебала до дна. По-скотски, постоянно унижая. Ты дерьмо, а я статуя Свободы. Мой факел всю Москву освещает, а ты ничтожество, муравей, ты даже спички не зажжешь. Если бы не я, твоя хозяйка, так бы и остался мелким клерком. Зато я остался бы человеком, и у меня были бы друзья, я бы спокойно гулял в парке со своими детьми, не опасаясь, что в меня, того и гляди, метнут гранату. Жил бы, не прячась за высокими заборами, и не выезжал бы на работу, беря с собой взвод охраны…

— Алик! Прекрати! Что ты об этом знаешь? Эта твоя расчудесная жизнь простого человека еще большее дерьмо! Да, гранату не метнут, но и слово бьет больно. А тебе постоянно хамят, в метро давка, все лаются, смотрят на тебя, как на врага. Потому что денег не хватает. Если бы ты знал, что такое бедность!

— Так вот же они, деньги, — Алик кивнул на пачку долларов. — Бери.

— Я…

Хлопнула входная дверь. Саша вдруг вспомнила, что не закрыла ее. С досадой подумала: «А вот и Леша». Но на пороге стояла тетка.

— Что, изливаете друг другу душу? — насмешливо спросила она. — Хорошая компания! Москвич, которому осточертела его родина, замечательный, кстати, город, и провинциалка, которой за десять лет столица так и не покорилась. Разумеется, виноваты все, кто здесь живет, но только не вы двое. Я так и знала, Переплюев, что ты помчишься сюда. Охрана это подтвердила.

— Ты за мной следишь?

— Много чести! — фыркнула Лидия Павловна. — Просто времени не хотелось зря терять, разыскивая тебя по барам. Я пришла за тобой. Побузил — и хватит. У всякого может случиться нервный срыв. И пить тебе больше не надо. Вот же: все у человека есть, а он выпендривается. Это потому что сам ты ничего не заработал. На готовое пришел. Что ж мне на близких людей так не везет-то, а? Вы оба меня разочаровываете.

— Да ты сама себя разочаровываешь, — усмехнулся Алик. — Боишься остаться одна. Этот страх тебя и подкосил. И пригнал сюда. А ты уж думала, что ничего не боишься.

— Что это? Деньги? — Лидия Павловна брезгливо ткнула в пачку долларов. — Решил продлить агонию? Дурак ты, Переплюев. Поистине, благими намерениями вымощена дорога в ад! С самого начала было понятно, что Москва не для нее, — она кивнула на племянницу. — Надо было, приехав сюда, запереть душу на ключ, а Сашка сделала из нее проходной двор. Ни один не задержался, только наследили. Каждый куда-то пристроился. Никита к Вике, Тафаев женился, Ленка Поспелова бизнес отгрохала. А с твоим мальчиком что, а, племянница? Где он, кстати?

— Замуж звал, я отказала.

— Правильно. Жить-то на что будете? Или ты думаешь, я тебе помогу?

— Я уже поняла, что ты мне не поможешь. Ты не занимаешься благотворительностью. И на бедность не подаешь. Тебе нужен товар, а я, увы, человек. И живу не из выгоды, а как мне мои чувства подсказывают. А в чувства, как ты говоришь, вкладывать нельзя.

— Можно, если речь идет об искусстве. Там они превращаются в звонкую монету. Но у тебя, Саша, увы, нет таланта. Ты не можешь описать свои чувства так, чтобы люди прослезились. Или рассмеялись. Вообще никак не можешь.

— И что мне теперь делать? — в отчаянии спросила Саша.

— Уезжай в Грачи.

— В Грачи?!

— А что тебя здесь держит? Жильем не обзавелась, мужем тоже, работа тебе не нравится. Карьеру, как я поняла, сделать не светит. И зачем мучиться? Марья возьмет тебя в свою библиотеку, будешь книжки читать, раз писать не умеешь. Сольешься с биомассой, раз у тебя нет своего голоса.

— Лика права, — неожиданно поддержал жену Алик. — Тебе надо уехать. Поживешь на природе, очистишься. В провинции и воздух чище, и люди лучше. Душевнее, сердечнее. Там ты будешь своя.