Обыкновенная иstоryя

— Мне надо собрать вещи. Вы меня проводите?

Тетка с Аликом переглянулись.

— Что ж, ради такого случая… — вздохнула Лидия Павловна.

Ей было и радостно, и грустно. Племянница уезжает. Как говорится, с глаз долой. Больше не будет докучать, лезть со своими просьбами, доставать глупостями. С другой стороны, за эти годы Лидия Павловна успела к Саше привязаться, о чем думала с удивлением. Все ж таки, в девчонке было немало хорошего, просто она не справилась со своими эмоциями. Жила не по расчету, а чувствами. «Хочу-не хочу», «буду-не буду», ах не лезьте ко мне, я сама, не учите уму-разуму. А есть только одно слово: «надо». Это вершина пирамиды чувств, все остальные можно попрать, стоя на этой вершине. Сашка не справилась.

— Ты деньги-то возьми, — Алик кивнул на доллары. — Это подарок от чистого сердца.

— Деньги — это не от сердца, — вырвалось у Саши. — Ими обычно хотят откупиться. Или отделаться от неприятной обязанности выбирать подарок. А вдруг не угодишь? Чтобы сделать хороший подарок, надо хорошо узнать человека, которому он предназначается. А деньги — это от лени. Извини, Алик. — Она какое-то время боролась с соблазном, но все-таки сказала: — Нет, я не возьму.

— Я положу их на твое имя в банк, — виновато сказал Алик, переглянувшись с женой. Та кивнула. — Я просто хотел как лучше. Машину купить не успел, да и не умею я их выбирать.

— Все в порядке, — грустно улыбнулась Саша.

— Ты всегда можешь вернуться, и знай, что у тебя в Москве есть надежный друг.

— Два друга, — чуть помявшись, сказала Лидия Павловна. — Но за свою дружбу я строго с тебя спрошу. Деньгами и подарками разбрасываться не собираюсь.

— Спасибо, — с облегчением сказала Саша. Не взяла, но получается, что и не отказалась. И, нервно рассмеявшись, спросила: — Выходит, все? Закончилась моя Московская эпопея?

Зазвонил телефон. «Леша», — прочитала она и сбросила звонок. Здесь все, точка. Итог и жирная черта.

Ночевать она поехала к тетке.

… Проводы выглядели странно. Вокруг них стояло плотное кольцо: плечистые мужики. Которые внимательно смотрели по сторонам. Внутри этого живого кольца Саша, Алик и Лидия Павловна мялись, не зная, что сказать? Все было сказано этой ночью. Слова проводницы о том, что до отправления поезда осталось пять минут, все восприняли с облегчением, особенно, кажется, охрана.

— Ну, вот и все, — сказала Саша и шагнула в вагон.

Тетка с мужем тут же ушли.

«Звони, если что», — сказал ночью Алик перед тем, как все разошлись по своим комнатам. Саша была уверена, что не позвонит, но кивнула. Место у нее было хорошее, причем в СВ. Тетка расщедрилась. Саша поняла это, когда оказалась в купе одна. Попутчика у нее не было. Проплыл за окном перрон, потом потянулись бесконечные рельсы. Москва была похожа на огромную муху, запутавшуюся в паутине. Отовсюду к ней тянулись магистрали, железнодорожные и автомобильные. Сверху тоже была накинута сеть: над столицей беспрерывно кружили самолеты. Одни взлетали, другие садились. Все небо было словно разлиновано мелом. Но муха не умирала в этой паутине, а жирела. К ней отовсюду поступала свежая кровь, по всем этим жилам. Люди, деньги, ресурсы… Вереница фур не давала жизни замереть ни на секунду. Все правильно: сердце страны должно биться, от этого зависит ее судьба. Только пульс этот был какой-то горячечный, словно у спринтера, рванувшего на длинную дистанцию. Он задыхается, но бежит. И к нему отовсюду тянутся руки, чтобы дать допинг.

Сколько так будет продолжаться? Неизвестно. Но Саша чувствовала, что тоже задыхается. Все ее мечты были разбиты, надежды похоронены, о любви она не могла теперь думать без улыбки. И здесь Лика права. Какая любовь? Это все равно что взглянуть на сварку. Яркая вспышка — и кратковременная потеря зрения. А когда оно возвращается, понимаешь, что смотреть туда нельзя, это опасно для здоровья. И как только опять сверкнет вспышка, глаза сами собой зажмуриваются: нельзя!

Единственное, чего Саше сейчас хотелось — это так и прожить всю оставшуюся жизнь с закрытыми глазами.

IV

Мать с теткой Марьей примчались на вокзал встречать московский поезд. Сначала Саша этому умилилась, но потом, когда они ехали в такси, почувствовала раздражение. Мать все говорила и говорила, о погоде, об общих знакомых, о ценах на рынке и дорогих лекарствах. Саша согласно кивала, но понимала, что ей все это неинтересно. Она давно уже выросла из этой провинциальной песочницы. Единственная радость: пробок не было. Вот в этом провинция выгодно отличалась от Москвы.

Очнулась Саша лишь однажды, когда мать заговорила о Славике.

— Славку-то помнишь? — она кивнула. Еще бы не помнить! Ведь это ее первый парень!

— Женился почти сразу, как ты уехала. Четвертый ребеночек на подходе.

— Да ты что?!