Она отпустила его. Джейкоб попятился назад, вцепившись в обожженные запястья пальцами. Его руки и предплечья покрылись темными чернильными пятнами, как будто испачканные хинином. Пятна эти походили на татуировки в виде вихрей и узоров. Они двигались, постепенно перемещаясь под кожей. Пальцы англичанина вытянулись, пожелтели и потрескались.
– Что ты сделала? – в ужасе прошептал он.
Она показала рукой в угол узкой каюты. Фонарь медленно покачивался на балке. Сердце Джейкоба сжалось и потяжелело. Искаженные пальцы дернулись почти сами по себе, и с пола внезапно поднялся маленький завиток пыли. Повернув ладони, он почувствовал какую-то новую силу, холодную мощь, которой в нем раньше не было. В изумлении он принялся испытывать свой талант пыли, которая, к его удивлению, сама собой складывалась и росла, становилась плотнее, темнее, словно размножаясь на глазах, превращаясь из пыли в нечто иное, отбрасывающее тени на железный крюк, скрывая из виду гамаки и наполняя маленькую каюту клубящейся, непроглядной тьмой.
Из-за сгустившейся тени он больше не мог видеть призрака.
И Джейкоб прочувствовал. И испытал восторг. Ему казалось, что теперь ему было подвластно абсолютно все, как будто он мог принести в мир тьму одной лишь силой воли.
Он сжал кулак. Чернильные пятна на его коже помутнели, распались на части и снова слились, как дым, а затем пыль стремительным вихрем втянулась в его чудовищные скрюченные пальцы и исчезла. Пыль попала внутрь него, потекла по телу, словно электрический ток. Джейкоб посмотрел на свои искаженные руки. Он ощущал себя не так, как раньше. Ему показалось, что он внезапно постарел.
– Это может вернуть моего брата?
–
Он облизал губы. Внезапно он вспомнил о Коултоне и, почувствовав укол вины, оглянулся на дверь, словно та могла распахнуться в любой момент. Его товарищ никогда не поймет этого. Понизив голос, он произнес:
– Скажи, что я должен делать?
Над головой скрипел фонарь. Снаружи доносились слабые всплески волн. Воздух позади призрака словно трещал, разрываясь подобно ткани.
–
– Я стану сильным, – сказал он.
В воздухе образовалось странное отверстие. Через мгновение оно расширилось до такой степени, что он мог бы пройти через него.
Другр шепотом ответила:
Институт. 1882
17. Пробуждение в поместье Карндейл
Элис Куик проснулась в незнакомой ей кровати. На костяшках пальцев алели синяки. Было невозможно определить, утро сейчас или вечер. На ночном столике рядом с кроватью лежала ее одежда и шляпа. Снаружи доносились звуки дождя и детские голоса.
Каждый вдох отдавался болью в левом боку – в месте, куда ее ранил Джейкоб Марбер, – однако, ощупав его пальцами, она не обнаружила никакой раны. Элис постаралась задержать дыхание и зажмурила глаза, попытавшись вспомнить, что произошло.
И она вспомнила. Гул поезда, удалявшееся лицо Джейкоба Марбера. Дым, вырывающийся из поднятых вверх ладоней этого чудовища. И Марлоу, заключенного в ее объятия. Потом мучительное ожидание на какой-то платформе, по которой суетливо сновали кондукторы. Огромные сверкающие локомотивы на железнодорожных путях. Второй вагон в ночном поезде, за которым последовала поездка в старой, пропитанной дымом сигар шотландской коляске с просевшими рессорами. Скрип колес на плохой дороге. А потом… эта скудно обставленная комната с высоким потолком. Пол из каменных плит, выцветшие обои с японским орнаментом. Элис не знала, где находится.
– Вы в Карндейле, – произнесла сиделка, расположившаяся у ее кровати. – И теперь вам гораздо лучше. Как вы себя чувствуете?
– В Карндейле, – медленно повторила Элис. – А где Марлоу? Он…
– Сияющий мальчик? Уверена, он где-то поблизости. Как и его друг.
– Я долго спала?
– О, не так уж и долго. А теперь приподнимитесь. Вот так, полегче…