Обыкновенные монстры

– Кто же ты такой? – спрашивала она волшебного помощника, поглаживая его. – Ты же знаешь, что миссис Харрогейт боится тебя? Да, боится. Может, и мне стоит? Ну и что же нам теперь делать, малыш? Как остановить Марбера? Теперь у меня нет даже клависов.

Она уставилась в окно, разглядывая завесу желтоватого тумана:

– Маргарет сказала, что ты перестанешь нам помогать, если мы не отправим тебя обратно.

Элис просто разговаривала сама с собой, чтобы не сидеть в тишине. Но вдруг в ее сознание проникло что-то постороннее – какой-то звук, прозвучавший только у нее в голове. Вспышка боли, образ чего-то красного, внезапное осознание. «Это я, это я, это я». Голос был мягким, но настойчивым.

Потом он умолк, но его сменило что-то еще: каким-то образом Элис поняла, что из-за пропажи клависа кейрасс не только оказался (как и объясняла Маргарет) заперт в этом мире, словно рыба в аквариуме, но и осознала, что это глубоко неправильно и что бедное создание не может оставаться в неволе. Оно должно быть свободным.

Элис опустила руку и в потрясении посмотрела на кота.

– Что?.. Это… это ты? – прошептала она. – Ты говоришь со мной?

Кейрасс дернул ухом и замурчал. Элис резко поднялась, а колдовское животное спрыгнуло на пол и встало у дивана, высоко подняв хвост.

«Нет, это невозможно, – подумала Элис, боязливо наблюдая за ним. – Просто не может быть».

На следующий день она заперла кейрасса в гостиной и вышла в туман. Несмотря на то что было еще рано, он стал плотнее; улицы потемнели, и светло было лишь у фонарей, под которыми сновали расплывчатые фигуры. Вернулась она с двумя небольшими железными колесами от тачки с крепкими дубовыми спицами и с маленьким черным футляром, в котором лежали плотницкие инструменты. Она расположилась в задней спальне и принялась пилить, измерять, стучать молотком. По крайней мере, у нее появилось занятие – простая физическая работа, отвлекающая от беспокойных мыслей. Запястья, за которые ее хватал Коултон, болели и покрылись струпьями, но боль ее не волновала. Она вспоминала о своей жизни в Бент-Ни-Холлоу. Среди тамошних женщин была одна старуха, уже неспособная ходить. Каждое воскресенье ее сажали в старую деревянную тачку, обкладывали подушками и одеялами и везли к костру. Вспоминая ту женщину, Элис думала о миссис Харрогейт, которая теперь тоже стала калекой. Девушке было приятно заниматься простой физической работой – работой, у которой есть четкая цель и конец.

И вот Элис надела на ось колеса, крепко приделала к ней сиденье и отрегулировала его высоту. Затем она перевернула получившееся кресло и прикрепила к нему перекладину, за которую его можно было толкать. После чего положила на сиденье и спинку подушки, шагнула назад и осмотрела свою работу.

Кресло на колесах.

Миссис Харрогейт не испытывала потребности в сочувствии. Она проснулась в дурном настроении – постель ее оказалась замарана. Элис пришлось вымыть ее и сменить ей белье, и все это время пожилая женщина хмурилась, силясь побороть отвращение. Она хотела узнать, как обстоят дела с кейрассом (никак), что случилось с Джейкобом и другром (ничего) и позаботилась ли Элис о том, чтобы известить Карндейл о том, что с ними случилось (не позаботилась). Диагноз ирландского врача ее не интересовал. Она и так знала, что с ней.

– Нужно действовать сейчас же, пока Джейкоб и это существо не опередили нас, – сказала она, когда Элис переворачивала ее на бок, чтобы сменить постельное белье. – Пока я спала, мне кое-что вспомнилось. Кое-что, касающееся Паука. Догадки Джейкоба. Боюсь, он не ошибается; если глифик действительно умирает, то орсин разорвется на части. И другр прорвется наружу.

Элис вздрогнула.

– Не надо таращиться. Принесите мне карандаш и бумагу, – сердито сказала миссис Харрогейт.

Ухватившись за спинку кровати, она села.

– Я напишу записку, и вы отнесете ее на чердак. Там вы увидите насест моих… почтовых птиц. Костяных птиц, похожих на тех, что вы видели в Карндейле, мисс Куик. Одна из них доставит мое сообщение доктору Бергасту.

Когда пожилая женщина заметила, что Элис не двигается с места, она сделала паузу и посмотрела ей в глаза. По-настоящему посмотрела. Приложив руку к родимому пятну, она промурлыкала:

– Ах! Что такое? Потеряли надежду?

Элис ничего не ответила. Ей было стыдно. Всякий раз закрывая глаза, она видела вопящего другра – темного, мрачного, ужасного.

– Мисс Куик, – продолжила миссис Харрогейт. – Поговорим начистоту. То, что правильно, никогда не бывает легко. Мы победим, но только если не опустим руки. Вы же не намерены сдаться?

– А что, если намерена? – неожиданно жестко возразила Элис.

Она не хотела говорить этого, но ее гнев, разочарование и чувство вины наконец-то выплеснулись наружу, так что она сама удивилась своей резкости.