Среди поистине кошмарных нововведений, однако, нашлось место прелюбопытной новости, возбудившей камериров. Доверенные лица вражеского короля пригласили Вэйланда, всех желающих Советников и одного представителя от ликторской конфессии присутствовать на алатеррском турнире, который был перенесён на десять дней по просьбе Его высочества Арженти, выступавшего миротворцем. Попутно мирным переговорам планировалось заключить несколько взаимовыгодных договоров: алатусы получали возможность вдоволь созидать и копить магию, мир Алатуса — контрибуции и бесплатную помощь в строительстве, образовании, медицине и других сферах, которые собирался развить принц Арженти как Протектор...
Советник Зальмаус не выдержал, напомнил про то, что и здесь многие ждут турнира, а коронация и обращение Его величества к Большому Собранию не могут ждать, пока
Советники и ликторы успокоились: принц Арженти не отбирал у них последние права — возлагать корону и блюсти традиции. Камериры расслабились, фрейлины, скучающие без обязанностей поклонения королеве, оживились, ведь у них появился новый объект обожания и развлечения — мать и жена с детьми (!) Его величества.
Так двор настроился на праздник. Но прежде...
В тот же вечер, когда состоялась большая королевская аудиенция, всех желающих пригласили к Драконьим Пещерам. Зачем, почему — ведали одни избранные, остальные же были заинтригованы.
— Если все
Тео задумался не на шутку, но от задумки не отказался. Северная и восточная стража видели чудо своими глазами, но важнее было, чтобы засвидетельствовали явление Советники и ликторы. Обязательно ликторы...
— Сделаем это на закате, попросим Создателя, — посоветовал Грэйг, вернувшийся из Алатерры. На том и порешили.
Вечером оказалось, что среди ездовых, пригнанных с севера драконов находился Ремус, отец Уафы. После снятия оков он не обернулся, нет. Чуда не произошло. Но драконица Анника приблизилась к нему, и он узнал её. Одну из десятка своих жён. И её превращение в двуногую женщину ошеломило Ремуса. Её насмешка над его немощью и призыв повторить оборот уязвили.
Он вынес незнакомую боль, самец, привыкший быть во всём первым, и предстал перед немыми свидетелями высоким жилистым мужчиной с длинными запутавшимися волосами. И неприкрытым естеством... Анника обняла его, Грэйг поднёс плащ укрыть, и Ремус вдруг взревел, не по-человечески, как будто понял, что вся его жизнь была до сих пор жизнью животного, а не того, кем он был рождён...