Обжигающая страсть

Не включая света, он пошел в глубь квартиры, туда, откуда пробивался луч из-за неплотно прикрытых дверей.

На кухне, за столом, перед пустым стаканом и недопитой бутылкой водки сидела Светлана Васильевна. Голова жены неумело была обвязана бинтами; спереди на повязке темнело красно-бурое кровавое пятно.

Она не подняла головы и не взглянула на него.

Кравцов молча вошел, сел напротив и налил в другой стакан водки. Выпив, он даже не поморщился — алкоголь не действовал на него в этот проклятый день совершенно. Он не помогал, не давал забыться, расслабиться и отдохнуть.

Кравцов выпил уже много, очень много, но никак не мог достичь желаемого.

Он снова обратил взгляд на жену:

— Что с тобой случилось? Что ты сделала?

— Я билась головой о стенку, — она так и не подняла глаз. — Знаешь, боль была невыносимой. Я никогда не знала, что так может болеть душа…

Светлана Васильевна вылила в свой стакан остатки водки и выпила, не закусив.

Кравцов встал, подошел к холодильнику и достал колбасу, порезав ее крупными кусками. Поставив тарелку с колбасой на стол, извлек из шкафа баночку с маринованными помидорами и баночку соленых огурцов. Открыл и все поставил на стол. Затем нашел в баре литровую бутылку «Смирновки» и решительно отвернул пробку.

За все это время они не проронили ни звука, но когда Кравцов сел и, наполнив свой стакан, выпил, Светлана Васильевна заговорила снова:

— Макар сегодня раньше закончил дела на работе… Он искал Лолиту, и ему сказали, что она на новой квартире, устанавливает спальню. Он решил сделать сюрприз… А там — вы!

Кравцов откинул голову к стене и устало закрыл глаза:

— Это была жуткая случайность. Кошмар, самый страшный, какой я только видел…

— Почему ты не убил себя? — шепот жены был похож на змеиное шипение, столько в нем было ненависти, желания растерзать на кусочки и развеять по ветру останки мужа. Но она попыталась взять себя в руки и продолжила более спокойно: — Ты же отец! Ты же старый и опытный, и вроде не очень большой идиот… Дай сигарету!

Он протянул ей сигарету, и она неумело, видимо, впервые в жизни, затянулась и тут же закашлялась.

— Степан, ты не имел на это права… Ты должен был убить себя, когда все это только начиналось! — казалось, она уговаривает его сделать это, как будто его сиюминутное самоубийство могло повернуть время вспять и что-либо изменить. — Ты разве не понимаешь этого?! Ты разве не знал?..

Слезы душили ее, она не выдержала и разрыдалась во весь голос.

— Или ты думал, что так может продолжаться и дальше?

— Да, — вдруг неожиданно для самого себя ответил Кравцов, обреченно закуривая.

— Да?! — жена взвилась, но тут же села, как-то мгновенно угаснув. — «Да!..» Каждый день, каждый миг предавая нас обоих… Меня и сына…

Она налила себе и выпила, не дожидаясь, пока он наполнит свой стакан.

— Ты же никогда не был злым человеком, Степан… Так почему же ты не убил себя? — настоящее, неподдельное отчаяние звучало в ее голосе, и Кравцов передернул плечами, будто капля холодной воды вдруг попала ему за шиворот. — Ты должен был это сделать, и тогда я смогла бы носить траур. Мне было бы тяжело, но я бы похоронила тебя… И плакала бы по тебе…

Они долго молчали, а потом Кравцов спросил:

— А Наташка где?

— У подруги, отпросилась ночевать, чтобы не видеть тебя.

— Она что, тоже все знает?

— Да, нам позвонили из больницы, и именно Наташка подняла трубку. А потом приезжал милиционер… Им, видишь ли, надо во все влезть, до всего докопаться…

Они снова молча выпили, и тогда Кравцов решился, наконец, спросить то, что никак не решался:

— А как он? Что с ним?

— Сотрясение мозга. Сильный ушиб. Трещины вроде бы нет, сказали врачи.

— Ему нужны какие-нибудь лекарства?

Она впервые взглянула на него и недобро усмехнулась:

— Знаешь, муженек, без тебя справимся как-нибудь… И еще. Мы с Наташкой были сегодня в больнице… Так вот. Макар сказал, что если только увидит тебя когда-нибудь, он убьет тебя. Он убьет тебя, потому что ты убил всех нас, всю нашу семью…

Она снова заплакала, по-бабски, навзрыд, и Кравцов, чтобы не слышать воя жены, ушел в свой кабинет, забрав с собой остатки водки.

Он не спал всю ночь, и на следующее утро совершенно не удивился, обнаружив, что Светлана Васильевна тоже не ложилась, так и просидев до рассвета на кухне.

Они взглянули друг на друга, и Кравцова заговорила первой:

— Ты знаешь, наверное, для каждого человека в мире есть только один другой человек. Для меня это Макар, потом уже Наташка, мать, отец, и только в последнюю очередь, наверное, — ты. А для тебя — она, Лолита.

Он ничего не ответил, склонившись над кофеваркой, и Светлана Васильевна продолжала, как будто рассуждая вслух:

— Кто она, эта Лолита? Кто?

Вдруг она подошла к нему близко-близко и тихо спросила:

— Степан, а ты когда-нибудь любил меня?

От неожиданности он повернулся. Светлана Васильевна стояла перед ним, распустив пояс халата, раздвинув его полы и обнажив свое тело.

— Вот это… — она провела себя рукой по бедрам. — Это, — по треугольнику волос, — или это, — чуть приподняла она свои груди. — Этого всего тебе было мало?.. Ты когда-нибудь любил меня?..