Читаем Очаг полностью

Оразгылычу не нравилась возня с детьми, они только задерживали их, но увидев, как отец подсаживает Аганазара на коня Оразгелди, пришлось и ему молча подчиниться требованию старика. Заставив устремившегося к нему Аганазара наступить на носок его башмака, усадил его на спину ишака позади себя.

Видя, как радуются внуки тому, что взрослые взяли их с собой, Джемал мама, одной рукой придерживая съехавшую набок топбы12 озабоченно, с нотками переживания произнесла:

– Эй, Алладжан, Акыджан, как только доедете до спорного холма Гапланов сразу же возвращайтесь обратно! Смотрите, не вздумайте дороге повернуть к реке или ещё куда-нибудь уйти! Чтобы быстро вернулись домой!

Довольные тем, что им удалось, оседлав животных, быть похожими на взрослых, мальчишки весело ответили:

– Хорошо, бабушка, пока, бабушка!

Высокая, статная Амангуль, занятая бурдюком, из-под яшмака тайком взглядом провожала мужа, гордясь тем, как вырос её сын, если уже смог оседлать коня. Проводив сыновей и внуков, Кымыш-дузчы на дорогу не спешил идти в дом, он ещё некоторое время стоял у выхода, общаясь с идущими мимо людьми. Опираясь на трость и раскачиваясь из стороны в сторону, он стоял молча, с видом человека, пытающегося вспомнить, что он хотел сказать прохожим, вспомнить, пока эти люди ушли не слишком далеко.

* * *

Человек шесть-семь гапланов, занявших огромное пространство, вместе со своими родными и близкими вот уже несколько дней находились в песках, стригли своих овец. Весна подходила к концу. В эти дни солнце, зимой любившее кутаться в тучи, казалось ярче, светлее, его лик был похож на лицо человека, принесшего добрую весть. Оно и всходило теперь с каждым днём всё раньше и раньше.

Чувствовалось, что лето уже на пороге. Его жаркие гонцы, опережая время и смешавшись с последними весенними днями, уже вовсю царили на земле.

Оразгелди проводил стрижку своих овец вшестером вместе с грубым, здоровым Аманом-пальваном, худощавым высоким Ишангулы, Гуртом по кличке «ялак», невысоким Хакберди и Ахметом-забуном.

Оразгылыч как самый младший из них пригонял из отары овцу, стреноживал её и подготавливал для стрижки. Он с трудом поспевал поставлять овец стригалям, так быстро они работали, щёлкая своими острыми длинными ножницами. Надо быть таким ловким, как Оразгылыч, чтобы выхватить из отары нужную овцу и привести её стригалям. Ему это хорошо удавалось, он подходил к нужной овце сзади и сразу же хватал её за заднюю ногу, приволакивал, стреноживал и бросал перед стригалями. Его пропитанная потом и пылью белая рубаха стала жёлтого цвета, прилипла к спине. Бегая туда-сюда, чтобы успеть выполнить порученную ему работу, он время от времени ладонью смахивал со лба пот. Уже больше половины из почти тысячи овец были пострижены. В эти дни и чабан Гуллар, присматривая за отпущенными на волю постриженными овцами, собирал шерсть и складывал её в большие мешки-канары. Слушая разговоры стригалей, он чувствовал себя частью общества, радовался тому, что его окружает много людей. Иногда он помогал Оразгылычу, в его работе.

Стригали были уверены, если они не сбавят темпа и будут работать так же, то дня через три-четыре закончат весеннюю стрижку овец и отправятся по домам. Поэтому они спешили как можно скорее завершить работу, спать ложились рано, но каждое утро вставали с первыми жаворонками и приступали к работе. Иногда во время работы вспоминали про село. На этот раз разговор о селе начал Хакберди, любитель говорить про девушек и молодых женщин. Сощурив глаза и хитро улыбнувшись, посмотрел по сторонам и заговорил:

– Если не ослабим темпов, дня через два-три сможем закончить работу. Останется собрать пожитки и на всех парах мчаться в село. И тогда увидим, как женщины будут заниматься шерстью, валять кошмы.

Услышав слова Хакберди, Анна-пальван, только что обстригший один бок овцы, зажав её между ног, приготовился начать стричь другой бок, но тут, словно что-то вспомнив, громко рассмеялся. После чего хитро посмотрел на Хакберди.

– Хакберди, напарник, хочу спросить тебя об одной вещи, только ты должен ответить честно.

Хакберди по тону и многозначительной улыбке Анна почувствовал, что тот ничего хорошего не скажет, тем не менее, ответил:

– Можешь не об одной, а о двух вещах спросить, пальван! – кивнув, приготовился выслушать вопрос.

– Когда ты сказал, что женщины будут валять кошмы, я вспомнил. Говорят, что ты тоже присоединяешься к женщинам и вместе с ними валяешь кошмы? Это правда, напарник?

– А если и так, что тут такого?

– Просто спрашиваю, ты при этом тоже как они – женщины голову платком покрываешь или нет?

Было видно, что ехидный вопрос Анна-пальвана задел Хакберди за живое. Оторвавшись он от работы, хитро посмотрел по сторонам и захихикал. Ему тоже не хотелось выглядеть проигранным перед другими.

– Люди, знаете, что?

Окружающие молча наблюдали за происходящим, видели, что невинная шутка перерастает во что-то большее.

– Вы, может, и не знаете, но народ знает, – он с вызовом посмотрел на Анна-пальвана.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза