Оразгылычу не нравилась возня с детьми, они только задерживали их, но увидев, как отец подсаживает Аганазара на коня Оразгелди, пришлось и ему молча подчиниться требованию старика. Заставив устремившегося к нему Аганазара наступить на носок его башмака, усадил его на спину ишака позади себя.
Видя, как радуются внуки тому, что взрослые взяли их с собой, Джемал мама, одной рукой придерживая съехавшую набок топбы12 озабоченно, с нотками переживания произнесла:
– Эй, Алладжан, Акыджан, как только доедете до спорного холма Гапланов сразу же возвращайтесь обратно! Смотрите, не вздумайте дороге повернуть к реке или ещё куда-нибудь уйти! Чтобы быстро вернулись домой!
Довольные тем, что им удалось, оседлав животных, быть похожими на взрослых, мальчишки весело ответили:
– Хорошо, бабушка, пока, бабушка!
Высокая, статная Амангуль, занятая бурдюком, из-под яшмака тайком взглядом провожала мужа, гордясь тем, как вырос её сын, если уже смог оседлать коня. Проводив сыновей и внуков, Кымыш-дузчы на дорогу не спешил идти в дом, он ещё некоторое время стоял у выхода, общаясь с идущими мимо людьми. Опираясь на трость и раскачиваясь из стороны в сторону, он стоял молча, с видом человека, пытающегося вспомнить, что он хотел сказать прохожим, вспомнить, пока эти люди ушли не слишком далеко.
* * *
Человек шесть-семь гапланов, занявших огромное пространство, вместе со своими родными и близкими вот уже несколько дней находились в песках, стригли своих овец. Весна подходила к концу. В эти дни солнце, зимой любившее кутаться в тучи, казалось ярче, светлее, его лик был похож на лицо человека, принесшего добрую весть. Оно и всходило теперь с каждым днём всё раньше и раньше.
Чувствовалось, что лето уже на пороге. Его жаркие гонцы, опережая время и смешавшись с последними весенними днями, уже вовсю царили на земле.
Оразгелди проводил стрижку своих овец вшестером вместе с грубым, здоровым Аманом-пальваном, худощавым высоким Ишангулы, Гуртом по кличке «ялак», невысоким Хакберди и Ахметом-забуном.
Оразгылыч как самый младший из них пригонял из отары овцу, стреноживал её и подготавливал для стрижки. Он с трудом поспевал поставлять овец стригалям, так быстро они работали, щёлкая своими острыми длинными ножницами. Надо быть таким ловким, как Оразгылыч, чтобы выхватить из отары нужную овцу и привести её стригалям. Ему это хорошо удавалось, он подходил к нужной овце сзади и сразу же хватал её за заднюю ногу, приволакивал, стреноживал и бросал перед стригалями. Его пропитанная потом и пылью белая рубаха стала жёлтого цвета, прилипла к спине. Бегая туда-сюда, чтобы успеть выполнить порученную ему работу, он время от времени ладонью смахивал со лба пот. Уже больше половины из почти тысячи овец были пострижены. В эти дни и чабан Гуллар, присматривая за отпущенными на волю постриженными овцами, собирал шерсть и складывал её в большие мешки-канары. Слушая разговоры стригалей, он чувствовал себя частью общества, радовался тому, что его окружает много людей. Иногда он помогал Оразгылычу, в его работе.
Стригали были уверены, если они не сбавят темпа и будут работать так же, то дня через три-четыре закончат весеннюю стрижку овец и отправятся по домам. Поэтому они спешили как можно скорее завершить работу, спать ложились рано, но каждое утро вставали с первыми жаворонками и приступали к работе. Иногда во время работы вспоминали про село. На этот раз разговор о селе начал Хакберди, любитель говорить про девушек и молодых женщин. Сощурив глаза и хитро улыбнувшись, посмотрел по сторонам и заговорил:
– Если не ослабим темпов, дня через два-три сможем закончить работу. Останется собрать пожитки и на всех парах мчаться в село. И тогда увидим, как женщины будут заниматься шерстью, валять кошмы.
Услышав слова Хакберди, Анна-пальван, только что обстригший один бок овцы, зажав её между ног, приготовился начать стричь другой бок, но тут, словно что-то вспомнив, громко рассмеялся. После чего хитро посмотрел на Хакберди.
– Хакберди, напарник, хочу спросить тебя об одной вещи, только ты должен ответить честно.
Хакберди по тону и многозначительной улыбке Анна почувствовал, что тот ничего хорошего не скажет, тем не менее, ответил:
– Можешь не об одной, а о двух вещах спросить, пальван! – кивнув, приготовился выслушать вопрос.
– Когда ты сказал, что женщины будут валять кошмы, я вспомнил. Говорят, что ты тоже присоединяешься к женщинам и вместе с ними валяешь кошмы? Это правда, напарник?
– А если и так, что тут такого?
– Просто спрашиваю, ты при этом тоже как они – женщины голову платком покрываешь или нет?
Было видно, что ехидный вопрос Анна-пальвана задел Хакберди за живое. Оторвавшись он от работы, хитро посмотрел по сторонам и захихикал. Ему тоже не хотелось выглядеть проигранным перед другими.
– Люди, знаете, что?
Окружающие молча наблюдали за происходящим, видели, что невинная шутка перерастает во что-то большее.
– Вы, может, и не знаете, но народ знает, – он с вызовом посмотрел на Анна-пальвана.