Очаг

Предложив Оразгелди садиться, Ягды, видимо, заметил оставленные штаны, и чтобы прикрыть свой позор, бросил на них одну из подушек, а вторую подушку отодвинул назад, как бы освобождая место для гостя, и подсунул себе под бок. Хотя Ягды сельсовет и вызвал Оразгелди, но он не предполагал, что тот может явиться так быстро. А он вот, сидит перед ним, застав хозяина дома врасплох. В доме к свежему воздуху примешивался приятный запах женских тел с цветочным ароматом. А вообще-то Ягды, считавший Хануму своей второй внебрачной женой, и самонадеянно даже не старался скрыть её от посторонних глаз. Он был уверен в том, что большевики доверили ему судьбу села, увидев в нём надёжного человека, а потому не сомневался и в том, что ему дозволено делать всё, что захочется. И чем больше его слушались, тем больше он убеждался в своей безнаказанности.

Продолжая лежать на боку, подложив под локоть подушку, Ягды выгнулся и взял стоявшую поодаль пиалу с чаем, а Оразгелди указал на стоявший у очага укутанный чайник с заваренным чаем:

– Возьмите, там должен быть настоявшийся чай!

Это предложение пришлось Оразгелди по душе. Торопясь сюда, он после обеда не успел вдоволь напиться чаю. По пути сюда он почувствовал, как у него пересохло во рту, как хочется пить. Давала чувствовать себя чекдирме из свежей баранины. Оразгелди не пришлось долго ждать объяснений, для чего он был вызван сюда. Не успел он выпить пиалу чая, как Ягды сельсовет, глядя на собеседника широко распахнутыми глазами, приступил к разговору:

– Вчера я через нашего племянника Хангулы позвал одного из таких же, как ты, единоличников. Его зовут Берди Акы, ты его знаешь. Они тоже позади, в Яндаклы, вместе с Таганами стригут своих овец, – Ягды издалека начал. Про себя думая: «Что, если я попрошу его помочь со стрижкой колхозных овец? Как он отреагирует? Не скажет ли он как Берды Акы «В колхоз вы нас не приняли, так что пусть колхозных овец тоже стригут те, кого вы взяли в колхоз. Раз вы отделили нас, а теперь сами и справляйтесь».

Временами, пока Ягды говорил, в его глазах вдруг вспыхивал огонёк надменного недоброжелательства.

Молча слушая, пившему чай Оразгелди с самого начала было понятно, сначала куда клонит председатель сельсовета. Про себя же размышлял: «А если я скажу ему, что у нас и своей работы хватает, не придумает ли этот человек что-нибудь ещё, чтобы при случае обвинить нас? Он ведь может запросто сказать, что этот человек, то есть я, плохо относится к советской власти».

В тоне Ягды звучал неприкрытый упрёк: «Когда-нибудь, и ты обратишься ко мне за помощью, и я поступлю также, вот и рассчитаемся». И снова Оразгелди мысленно произнёс: «Но ведь Берди Ак сказал тебе то, что надо», отметив про себя, что тон Ягды становится всё требовательней, потому что он занимает такую должность, и поэтому не стал тому перечить.

Послушав Ягды, Оразгелди пообещал по окончании своей работы помочь со стрижкой колхозных овец, отбыл к себе.

Зная, что его напарникам, спешащим как можно скорее вернуться домой это сообщение вряд ли понравится другим, Оразгелди расстроился. В расстроенных чувствах и оседал коня. Натянув поводья и собираясь спуститься в долину с холма, на вершине которого поставил свою кибитку Ягды, он вдруг заметил Хануму. Женщина, словно пёстрая дикая курица, выскочившая из дома при виде незнакомого мужчины, сейчас медленно шагая по полю, прогулочным шагом шла обратно в сторону юрты. Воздух был напоен приятными запахами езгена. Солнце стояло в зените, приготовившись начать вторую половину пути. На раскинувшуюся вокруг равнину пустыня смотрела с согласием, и был в этом какой-то особый загадочный смысл. Самое неприятное в этом было отсутствие малейшего движения воздуха, который мог бы прохладой обвеять лицо.

* * *

Вот уже несколько дней Кымыш-дузчы в ожидании уехавших на стрижку овец сыновей не сводил беспокойного взгляда с дороги. По его расчётам, сыновья уже давно должны были вернуться домой. Старику было неведомо вмешательство Ягды, он не знал, что его сыновья вынуждены были задержаться, чтобы помочь со стрижкой ещё и колхозных овец. Получилось по поговорке «Известие от уехавшего вернётся вместе с ним».

Уже подоспела пора уборки пшеницы. Пшеничные поля радовали глаз здоровыми, зрелыми колосьями. Надо было незамедлительно приступать к жатве хлебов. Зрелая пшеница, как и зрелая девушка, не терпит промедления. Про засидевшуюся в девках будет много пересудов, но и всё, а вот созревшую пшеницу, даже если убережешь от скота, спасти от нападения мышей, муравьёв и птиц будет невозможно. Их всегда хватает, этих «налётчиков», того и гляди, оставят без урожая.