Очаг

Но были в селе и люди, которые ни за что не хотели делиться с государством своим зерном. В ту же неделю специально прибывший из города прокурор, назвав таких, как Сапар-дараз, Гурбан-чанна, «изменниками», на глазах у всех арестовал и увёз в город. Продержав там десять дней, людей, запугав до смерти, отпустили. Вернувшись в село, Сапар-дараз рассказывал:

– Ой, да мы согласны были отдать зерно, лишь бы освободиться. Как же они там издеваются над людьми, что ты готов по их требованию собственными руками отдать им свою жену и мать!

Бескрайняя Россия, вот уже много лет не сеявшая в связи с гражданской войной, а если и сеявшая, урожаи не снимавшая, потому что сеять и выращивать из-за бесконечных распрей некогда, репрессировавшая и ссылавшая крестьян, испытывала страшный голод. В те дни Москва направляла срочные депеши с требованием от руководства Туркменистана Атабаева и Попока вагонов с зерном, которые должны идти непрерывным потоком. В этом году урожай зерна в Туркменистане уродился богатым. И даже после того, как государству была передана ежегодная дань, полные чувалы пшеницы стояли в домах людей, и хлеба хватило бы семье на целый год. Но даже если Туркменистан со своим населением отдаст всю выращенную пшеницу, накормить сотни миллионов голодных россиян было бы невозможно. И хотя голод пока ещё не заглядывал в дома местных жителей, но его предвестники уже начали появляться и здесь, угрожая людям и лишая их покоя. Они и без того жили в надежде на то, что оставшейся после дани государству пшеницы должно хватить семье, если к хлебу будет молоко да дыни и арбузы, что они смогут дотянуть до следующего урожая.

Однако руководители государства, похоже, не понимали этого. Они слали требование за требованием. Хотя ничего непонятного здесь не было. Им казалось, что пустыня Пенди состоит не из песчаных холмов, а из укрытых глиной амбаров, из которых можно черпать зерно. Люди не хотели отдавать последнее нажитое честным трудом, чувствовалось, что очерченный вокруг хлеборобов круг стал постепенно сужаться.

Оразгылыч подумал немного и высказал мысль, которую однажды уже пытался озвучить:

– А что, если и мы припрячем пару чувалов пшеницы, чтобы потом не бедствовать?

– Но это не выход, – возразил Оразгелди, сразу же возразив брату.

– Что же нам тогда делать? На пшеницу, как на зрелую девушку, слишком много охотников появляется.

– Это так. Но, отдаёшь ты своё зерно или не хочешь отдавать, они всё равно забирают его. И потом, где бы ты ни закопал своё зерно, эти ищейки всё равно найдут его и откопают.

– Ладно, найдут, но ведь для них это будет поводом, чтобы говорить: «Кымыши спрятали своё зерно, чтобы не делиться с новой властью, закопали его», – после чего начнутся гонения.

– Да, от них можно ждать чего угодно! – на этот раз Оразгылыч согласился с мнением отца и старшего брата.

– Не знаю, с чем это связано, но в последнее время Ягды сельсовет ополчился на нашу семью, так и хочет какую-нибудь подлость сделать, – Оразгелди вспомнил свою недавнюю встречу с ним на мельнице, и как тот высокомерно повёл себя.

В тот раз Оразгелди, дождавшись своей очереди, ждал, когда смолотят привезённое им зерно. Вдруг откуда-то появился Ягды и прошёл мимо него, сделав вид, что не замечает Оразгелди. Подойдя к мельнику, лицо которого было припорошено мукой, пнул ногой один из стоявших тут же мешков с пшеницей и заявил: поскольку мельница стоит на государственной земле и использует государственную воду, все, кто молол своё зерно, должны платить налог за мельницу, и что эти средства будут переводиться на счёт государства. Обычно при встрече с Оразгелди сельсовет Ягды, хотя и менялся на глазах, вёл себя достаточно корректно, называл «Оразгелди ага», расспрашивал о жизни, о семье. Но на этот раз он прошёл мимо Оразгелди как мимо пустого места, даже словом не перекинулся с ним. Идя обратно, проворчал: «Однако сыновья Кымыша шустрые, раньше всех свою пшеницу смололи. Когда можно что-то взять, они первые, своего не упустят». Оразгелди почувствовал, что Ягды говорит о нём, но из-за грохота мельницы не расслышал его слов. О том, что он говорил, после ему рассказал сам мельник. Выслушав старшего сына, Кымыш-дузчы, улыбнулся, словно услышал весёлый рассказ:

– Ай, что с него взять, этот человек любит показать свою власть. Зависть в нём говорит, вот и всё. И потом, разве он когда-нибудь в своей жизни видел такой достаток?! Не каждый может вынести чужое благополучие, – по-своему объяснил случившееся старик.

Как у главы семьи у Кымыша-дузчы тоже хватало забот. В голове постоянно вертелись мысли о том, как сохранить семью, не дать ей распасться, что для этого сделать. И даже во время чтения намаза веря, что Всевышний слышит его, молится о ниспослании мира и благополучия семье. Вот и сейчас, беседуя с сыновьями, он думал о том же, те же заботы и мысли не покидали его. И верил, что, если его сыновья будут дружны и бдительны, им удастся сохранить семейный очаг, никому не позволить разрушить его.