Очаг

И всё же иногда, видя, как меняется мир, что надвигается неминуемая буря, у старика возникает чувство, будто никому не удастся устоять перед этим ураганом, и тогда испытывал настоящий страх.

Беседуя с отцом, Оразгелди и Оразгылыч вдруг разом начали зевать, после чего стали расходиться по домам.

Джемал мама, заняв свое место между внуками Аганазаром и Алланазаром, уже давно досматривала десятый сон. Увидев, что Алланазар выкатился из постели и докатился почти до самого очага, Кымыш-дузчы задержал Оразгылыча.

– Сынок, прежде, чем уйдёшь, ты перенеси Алладжана на его место! А то он лежит на жёстком месте!

– Ну да, они не могут спокойно лежать, начинают метаться, – проворчал Оразгылыч, на руках перенося Алланазара на постель, заодно бросив ласковый взгляд на своего сына Аганазара, который лежал сбоку, раскинув в стороны руки и ноги. В нос ударил исходящий от детей смешанный с чем-то приятный запах. И он вспомнил, как в таких случаях, беззаветно любя внуков, говорила мать: «В запахе ребёнка нет запаха мускуса, как у женщины-кайтармы или мазы¹⁷, дети пахнут раем».

Выходя на улицу Оразгылыч ощутил, что жара заметно спала, лёгкий ветерок доносил со стороны тугаев смешанные с паутиной лягушачьи запахи. Потягиваясь и глядя на звёзды, он ещё какое-то время раздумывал о жизни.

Туркмены обладают огромными землями: в пустыне паси скот, на лугах разводи пашню. Выращивай хлеб, собирай урожай, живи среди детей своих, радуйся, что у тебя ещё живы родители. Но почему всё время что-то мешает жить радостно, почему всегда возникают какие-то неприятности?

Оразгылыч снова вспомнил о событиях последних дней, о том, что творится вокруг. Посмотрев по сторонам, осторожно зашагал к дому, стараясь не наступить на спящего Алабая.

* * *

Жизнь в Союнали была неспокойной.

Оразгелди, выйдя из главного дома, вошёл в свою юрту. Тусклый свет масляной лампы едва заметно освещал комнату. Огулджума ещё не ложилась, ставя заплату на платье, она думала о муже: «Что-то он задержался у своего отца. Ну, ладно, вот закончу свою работу, и тогда лягу. Ну а лампу он погасит сам, когда вернётся».

Увидев жену, Оразгелди спросил: «Ты ещё не спишь?», – присел на край кошмы у порога и стал снимать чокаи.

– Что-то вы в этот раз припозднились, – Огулджума воткнула иголку в определённое место и стала сворачивать работу, готовиться ко сну.

– Отец – старый человек, беспокоится о нас, – при упоминании отца в голосе Оразгелди появились тёплые нотки.

Сняв с голову борук, Огулджума повязала голову лёгким платком и подвинулась к постели.

– Сам погасишь лампу?

– Погашу.

– Только поставь её в сторонке, чтобы ночью, выходя на двор, на споткнуться об неё!

– Ты тоже, как моя мать, любишь поучать, никак не можешь без своих советов!

– А разве не говорят, что свекровь и невестка из одного теста слеплены? – раздался в темноте тёплый смешливый голос Огулджума.

Вскоре после того, как был погашен свет, в полночь в конце двора раздался лай собаки. Было известно, что она лает какому-то чужаку. Оторвав голову от подушки, Оразгелди задумался: «Кого это принесло?» Тем временем с улицы донёсся приглушенный голос, пытающийся успокоить собаку: «Алабай, Алабай, ты не узнал меня?» Всё еще неузнанный человек уже подходил к дому.

– Оразгелди ага, Джумаэдже!

Полусонная Огулджума услышав знакомый голос своей девичьей клички сначала подумала, что он ей снится. Тем временем голос еще раз громче повторился.

– Оразгелди ага!

– Ох, да это же голос Махмут джана! – Огулджума знала голос брата и спешно надела на голову лежащий рядом с постелью борук и вперёд мужа поспешила к двери, чтобы встретить ночного гостя.

Но у самого входа её остановил голос мужа:

– А ну, зажги лампу!

Огулджума не ошиблась. Ночным гостем оказался один из её братьев, Махмут, ранее вместе со всей семьёй перебравшийся в Афганистан. Огулджума была бесконечно рада встрече с братом, который уже давно пропал из виду. Сердце женщины бешено колотилось в груди, был слышен его стук. Продолжая радостно улыбаться, она, оставаясь воспитанной в строгих правилах женщиной, только после мужа поздоровалась с братом. При тусклом свете лампы с жадностью всматривалась в лицо любимого брата.

Положив рядом с собой папаху, недалеко от себя и винтовку, Махмут устроился удобнее, прислонившись спиной к стене кибитки, сел, скрестив ноги. Беседуя с Оразгелди и Огулджума, временами он бросал ласковые взгляды на сопевших во сне племянников. Окинув взглядом комнату, он увидел, как живёт семья его сестры, какое у неё благосостояние.