Читаем Очаг света. Сцены из античности и эпохи Возрождения (СИ) полностью

                  ОРФЕЙО, голос твой я узнаю, нежнейший,Влюбленной девы - не в меня, не знаю,В кого, но радостен ее приветДля слуха всякого, отрадна ласка,И трепетом душа ей отзывалась,Как помню я себя; я думал, мать,Подкинувши дитя к чужим, томитсяИ снится мне, как Музой обернуласьУтешить песней и развеселить, -И я запел к отраде бытияНе только моего, как стало ясно.                1-я  МУЗАОрфей! Ты музыкант, поэт первейший,Каких на свете не было, не будет,Ведь первородство выше всех начал,Как свет предвечно славит мирозданье,Из тьмы все возникая вновь и вновь,И, музыкой озвученный, он небоИ землю сводит в песне бытия,Чью тайну первым гений твой постиг,И славой беспримерной ты прекрасен.                 ОРФЕЙЧто слава мне, когда убит я горем!Что слава мне, когда несчастлив я!Такой удар судьбы - на гребне счастья.Зачем она, не я погиб от гневаДиониса, - я знаю, в чем тут дело?И это бог? Блаженный? Где же Правда?Я вижу, не в обители богов.Я к Правде обращаюсь за управой,Когда бесчинства чинят сами боги,Бессмертные, как люди в нетерпеньиДостичь желаемого - власти, славыИли богатства на день бытия,Как мотыльки, летящие на пламя.В чем смысл такого нетерпенья, еслиИтог один - сошествие в Аид?И в чем тут справедливость? Та же Правда?Или Неправда торжествует в мире,Как Власть и Сила, отнюдь не Закон?Но чья Неправда? Рока? Что же это,Чему подвластны смертные и боги?Мой разум негодует, сердце ропщет,Душа изнемогает, петь не в силах,Вся прелесть жизни сгинула в Аид,Где жизни нет, а души, как в темнице,Томятся до рожденья вновь в обличьях,Неведомо каких, чтобы вернутьсяВ круговороте дней опять в Аид.                2-я  МУЗАКак Прометей, прикованный к скале,Он ропщет, негодует, - не поет.А Каллиопа плачет безутешно,Из состраданья обезумев тоже.А музам сострадать без меры вредно;Утешить может только песнопенье.                 ОРФЕЙДионис, претерпевший стольких бедствий,Подумал я, быть может, прав, в безумьеВпадая то и дело, и в весельиПускаясь в пляску, обращая бедыСвои, чужие - в радость бытия?               3-я  МУЗАУ бездны горя есть своя отрада.                 ОРФЕЙКак в похоронном плаче женщин? Да!Но я не плачу. Жизнь ушла из тела.Без песен я ни мыслить, ни дышатьНе смею, не могу. Я, верно, умерИ вижу вас во тьме беззвездной ночи,Чудесные эфирные созданья.Прощайте, Музы! Мне пришла пораСойти туда, откуда нет возврата.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное