Очаги ярости (СИ)

Поспешили, легко было прочитать на лице у Бенито. И досадовал он, вероятно, на дефицит не одного лишь человеколюбия. Получалось, для поисков Олафа существует как минимум две вероятных локации. Это при том, что не слишком понятно, точно ли надо, и для чего к таким поискам снисходить. Чтобы Олафа от чего-то спасти? Или всего лишь обидеть его покрепче и отругать за выказанное неуважение?

Кажется, цель номер два — стольких усилий не стоит.

5

Отойдя от моста с огнемётчиками на приличное расстояние, Бенито признался:

— Честно сказать, очень хочется начать что-то делать, но до сих пор не вполне понимаю, что происходит. А ты?

— Не вполне, но понять-то можно…

— Олаф должен был ехать в Свободный Содом — сразу же после нашего совещания. На совещании (помнишь?) я принял решение тоже туда поехать: собирался потолковать с доктором Хойлом в присутствии Призмы. Но не сразу: пришлось отлучиться по важному делу. Договорились о встрече — всего чкрез час. Олаф не видел препятствий, меня обещал дождаться. чтобы Но, однако, и не дождался, и не предупредил. Передал бы хоть что-нибудь через Роба и Санчеса, или хоть бы сказал пару слов Мике и Пако — дескать, планы меняются, изменили срочно маршрут, или что там ещё случилось, но ведь нет... Олаф — он бывает бесцеремонным, но не со мной. Обнаглеть так внезапно на него не похоже.

— Думаю, Олаф без оснований не обнаглел бы. Он, конечно, водитель, а в их профсоюзе каждый хотя бы немного себе на уме, но он всё-таки до сих пор верен Службе. Несмотря на давление Рабена, между прочим…

— Олаф, — Бенито хмыкнул, — стратегически верен. То есть верен — в конечном счёте. Но на верность тактическую парня порой не хватает. Он сгибается под давлением и угрозами, ты же видел сам. Да, при этом надеется перехитрить, отыграть назад — и в результате предать не Службу, а, скажем, Рабена. Но достаточно просто изучить все его уловки, чтоб не оставить ему никакого шанса.

— Это да. Олафа есть, кому припугнуть. И у него есть история подчинения обстоятельствам. Долгий путь, пройденный в эту сторону. Так что Рабену и другим есть на что опираться. С каждым разом, должно быть, приходится меньше давить.

— Метко сказано, Кай! — оценил Родригес. — Я запомню: «история подчинения». Я как будто бы представляю, из чего она состоит…

— Из событий, в которых воля его страдала.

— Да. Страдала. Так вот я и думаю: некто (скорее всего люди Флетчера или Рабена) находились при выезде с Олафом рядом — и не позволили ничего передать. Их присутствие с Олафом в вездеходе, вроде, никем не замечено (потому невозможно знать точно, кто таковы), но ведь явно сквозит в образе действий Олафа самого. Что мне скажешь на это, Кай?

— Я скажу, что та странность, с которой уехал Олаф, может быть тоже посланием. Он не мог ничего передать на словах, но передал — в отъезде, в самом его способе. Не отпросился, чтоб тихо-спокойно аннулировать план, а поступил и невежливо, и необычно. То есть, подал. Загадал загадку.

— Ты силён! — похвалил Бенито. — Ловко перекрутил. И о чём сигнал?

— О давлении. Ты ведь сам угадал, что на Олафа кто-то давит. И, наверное, о тревоге. Олаф свою тревогу передал уже нам. Суетимся, толкуем едва заметные знаки. Подозрительней стали. Может, этим поступком он того и хотел достичь? Да, и мысль пробудить — на то и загадка.

— Кай, послушать тебя, так водитель Олаф — это какой-то профессор. Но идея мне нравится. Вот хотя бы и тем, что мотивация Олафа выглядит очень достойно. Хочется верить в этого Олафа, да. А в того не хочется.

Помолчали. Бенито внутри себя переваривал новое мнение. После снова заговорил:

— Я вот думаю, как надолго Олаф уехал? Из его сигнала такого, поди, не вычислишь…

— Если он выполняет чужую волю, то мог бы и сам не знать.

— Я к тому, что если он скоро не явится, чтобы ехать в Содом, то придётся тогда обращаться к другим водителям. А мне бы того не хотелось.

— Призма, да? — легко было догадаться.

Бенито кивнул:

— Показать посторонним тайник очень бы не хотелось. Да и сама дорога с таким очагом правдивости кого хочешь выбьет из колеи.

— Можно поехать с Брандтом, он и так эксцентричен. Если чего-нибудь выкинет, в Бабилоне не удивятся, ведь его за нормального не считают. А тайник — не показывать. Призму достать заранее, чтобы не знал, где лежит.

— Это дело, — тут же решил Бенито. — Ладно, пошли-ка, сейчас откопаем Призму. Сам заодно посмотришь, где она лежит.

Почему-то смотреть не особенно-то и хотелось.

6

По пути зашла речь об Х-блоках цфатовских огнемётов, что лежат отчего-то в кладовой Башни Учёных, хоть объектами ксеноархеологии считаться не могут. Да, не могут, несмотря на присутствие кинской ксенокультурной основы. Ибо предметы не ископаемые, да к тому же давно введены в новую (ксеноземную) синтетическую технологию. Собственно, речь там о каббалистическом истолковании стихийной алхимии Кина — ограниченно продуктивном для имитации кинской логики.