Серый шерстяной, идеально сшитый пиджак, белая в голубую полоску рубашка и синий, как небо, галстук необычайно красили Вана. Из нагрудного кармана выглядывал белоснежный шелковый платочек. Ван выглядел безупречно: его вид в точности соответствовал французскому определению «homme du monde», то есть светский человек.
— Пойду распоряжусь насчет кофе, — заметил мистер Карлайл. — А если кофе не найдется, выпьем шампанского.
С этими словами он вышел из комнаты.
— Твое платье, как говорят в Париже, chic! — Молодые люди стояли у окна, откуда открывался вид на ухоженные клумбы и аккуратно подстриженную живую изгородь. Ван по-прежнему держал Энни за руку.
— Спасибо, Ван, но боюсь, что женщины в твоей семье догадаются о его «низком происхождении». Это платье куплено в обычном дешевом магазинчике. С эксклюзивными творениями знаменитых модельеров оно сравниться не может.
— Мужчины в моей семье плохо разбираются в моде, — ответил Ван, — и обращают внимание не столько на платье, сколько на фигуру, которую оно скрывает. А фигура у тебя, дорогая, вне конкуренции.
И он снова окинул внимательным взглядом ее серое шифоновое платье, так подходящее по цвету к дымчатым, словно английское небо, глазам.
Как давно не смотрел Ван на нее таким взглядом! Пожалуй, с того дня, когда она примеряла бальный наряд Теодоры... Словно повинуясь внезапному порыву, он поднес ее руку к губам и поцеловал — не пальцы или кисть, как целуют обычно, а нежную кожу запястья, в том месте, где бьется пульс.
Взрыв чувственного желания потряс ее, словно землетрясение. Мгновение спустя все осталось позади — Ван убрал руку и предложил Энни кресло, где минутой раньше сидел его отец. Но по телу девушки все еще пробегала дрожь, рука пылала, а сердце прыгало. Не в силах держаться на ногах, Энни почти рухнула в глубокое кожаное кресло.
— Ну, как тебе нравится американская половина моей семьи? — поинтересовался он, заняв соседнее кресло.
— Честно говоря, — пробормотала Энни, — я чувствую себя словно рыба, которую вытащили на сушу.
Она все еще не могла прийти в себя. «Господи, ведь он всего лишь поцеловал мне руку! — смятенно думала она. — Что же со мной будет после поцелуя в губы?»
— Ты не рыба, а русалка, — шутливо поправил ее Ван. — Понимаю... мне самому порой не хватает здесь воздуха. Когда я был маленьким, — задумчиво продолжал он, — то почти не видел отца. Никогда не играл с ним, не делился своими фантазиями... Я люблю его, и он любит меня, но тех уз, той душевной близости, как, например, у вас с Бартом, мы лишены. Надеюсь, мои будущие дети не будут, как я, страдать от одиночества... Единственное место, где я чувствую себя дома, — это Оренго.
— Когда ты снова туда поедешь?
— Пока не знаю. У меня сейчас много работы, нелегко вырваться... А вы с Бартом?
— Может быть, в следующем месяце. Я надеюсь продлить отпуск и повидаться с ним. Ты же знаешь, как я о нем беспокоюсь!
— Знаю, Энни. Но сегодня забудь о своих тревогах. Пусть ничто не портит тебе праздник.
Легко сказать, подумала Энни. Ей немедленно вспомнилась еще одна причина для беспокойства — та самая, что не давала покоя уже два дня. Ослепительная красота и элегантность Вана заставили ее на несколько минут забыть обо всем, но теперь Энни вспомнила, что через несколько часов в дом прибудет гостья, способная навсегда разрушить ее надежды.
Но если бы Ван любил Эмили Лaнкacтeр, неужели он стал бы так нежно, так неповтoримо эротично целовать Энни руку?..
Дверь отворилась: на пороге появилась миссис Карлайл. Ван встал.
— Ван, ты не знаешь, где твой отец? — поинтересовалась она.
— Пошел за кофе.
Энни заметила, что своей мачехе он комплиментов говорить не стал. И, пожалуй, справедливо. В молодости Трисия Карлайл была красавицей, но сейчас лицо ее от многочисленных пластических операций стало походить на маску, а отсутствие морщин вовсе не скрывало возраста.
Тщательно уложенные волосы, дорогой костюм, длинные рубиновые ногти — все говорило о том, что на уход за собой Трисия тратит много часов в день и тысячи долларов в год. Она чем-то напоминала обстановку в доме у Карлайлов — такая же эффектность, бьющий в глаза блеск, вызывающая роскошь, а за этим сверкающим фасадом... Бог знает, есть ли там хоть что-нибудь кроме пустоты и тщеславия.
— Я бы, пожалуй, выпила шампанского. Ты не принесешь, дорогой?
Ван вышел. Трисия сразу же заняла его место — зеленые, густо накрашенные глаза ее смотрели на Энни с холодным, оценивающим любопытством.
— Кейт с самой помолвки витает в облаках, — устало заговорила она наконец. — Не знаю, что вышло бы из этой свадьбы, не возьми я дело в свои руки! Ни минуты покоя! Скоро приедут Алида и Гвидо — они прилетели еще вчера и остановились в кантри-клубе. Вы знакомы с матерью Вана?