Очарование первой любви

Роберт поднялся, чтобы произнести ответный тост, и Кейт устремила на мужа влюбленный взгляд. Глядя на нее, Энни спрашивала себя, достало бы у нее мужества так же храбро, как когда-то Кейт, вести себя в подобных обстоятельствах — если бы Ван женился на другой? Например, на элегантной рыжеволосой девушке, что сидит напротив?

После речей и церемонии разрезания пирога все поднялись из-за стола. Невеста пошла наверх переодеться; одни из гостей перешли в зал, откуда уже были убраны кресла, другие решили полюбоваться садом.

Извинившись перед Ваном и Эмили, Энни поднялась к себе. Девушка подошла к окну и несколько минут смотрела вниз. Гости прогуливались по саду, некоторые уселись на скамью, опоясывающую огромный раскидистый вяз.

Из беседки, оплетенной плющом, показались Ван и Эмили. Судя по жестикуляции, Эмили рассказывала Вану что-то смешное — в самом деле, через несколько секунд он громко расхохотался, запрокинув голову. «Прекрасная пара», — мрачно подумала Энни. Действительно, Ван и Эмили отлично смотрелись вместе.

В четыре часа новобрачные уехали. Медовый месяц они проведут в Кейп-Коде на вилле у друзей. Распрощавшись с новобрачными, хозяева накрыли в саду чай и поставили на стол свадебный пирог.

На лестнице Энни поймал Гвидо и, подхватив под руку, принялся жаловаться, что устал от звучащего со всех сторон английского языка.

— В Италии свадьбы проходят гораздо эмоциональнее, — заметил он, лукаво блеснув глазами. — Когда жених уезжает, мать его обыкновенно падает в обморок, а все ее подруги в знак сочувствия рыдают в три ручья.

— Уверена, что вы преувеличиваете! — рассмеявшись, ответила Энни.

— Ну, разве что немножко. У меня на родине люди не стесняются ни смеяться, ни плакать. Мы выражаем свои чувства открыто. Кстати, а кто та рыжеволосая красавица, с которой так увлеченно беседует мой пасынок?

Энни объяснила, кто такая Эмили, прибавив:

— Кроме того, она специалист по компьютерам. Думаю, они с Ваном обсуждают развитие Интернета.

В этот момент к ним подошла синьора Росси и попросила мужа принести ей чаю.

— И поговори с кем-нибудь еще, саro (дорогой ( итал.)), а я пока поболтаю с Аннет с глазу на глаз.

Как только муж удалился, Алида заговорила:

— Гвидо не хотел сюда ехать. Он безумно ревнует меня к Эдварду. Глупо, конечно, но итальянцы все такие: страстные, вспыльчивые и ужасные собственники. И Джованни, когда женится, будет таким же. Среди своих родственников-американцев он ведет себя как они, но здесь... — и она положила руку на грудь, — здесь, внутри, он остается настоящим южанином с горячей кровью и пылкой душой. Но вы, думаю, знаете это лучше меня — вы ведь много лет с ним знакомы.

— Не уверена, что согласна с вами, — вежливо ответила Энни. — Мне Джованни всегда казался типичным американцем. Правда, в этом обществе он, как мне кажется, действительно чувствует себя чужим, но в нем силен дух Нового Света, дух отважного и настойчивого первопроходца.

— Может быть, вы и правы. Я не понимаю чем он занимается: компьютеры для меня остаются загадкой. Знаю только, что для него работа очень важна, но не так, как для Эдварда, который из-за работы пренебрегал женой и сыном. Для Эдварда карьера всегда стоит на первом месте. Знаю, американкам это даже нравится. Им от мужей нужны прежде всего деньги и положение в обществе. Ну а мне нужна любовь.

— Не стоит обобщать, — заметила Энни, подумав о Кейт, — среди американок встречаются по-настоящему любящие и самоотверженные женщины. Вы упомянули, что знаете Гвидо с детства. Что же разлучило вас на много лет?

— Мои родители смотрели на него косо, — пожав плечами, ответила Алида. — Отец Гвидо из простых и собственным трудом сколотил состояние. Мой отец тоже деревенский, зато мама никогда не могла забыть, что происходит из старинного графского рода. Она хотела, чтобы я вышла замуж за знатного человека. Узнав, что родословная Эдварда восходит к первым американским колонистам, мама начала сводить нас. Мне было всего восемнадцать, а ему — тридцать четыре; мне льстило, что за мной ухаживает взрослый мужчина, важный американский дипломат, а неуклюжий парнишка, которого я знала всю жизнь, рядом с ним сильно проигрывал... Лишь много лет спустя я поняла, какую совершила ошибку. Но тише... вот и Джованни.

— Мама, — обратился к ней Ван, — я отвезу Эмили в гостиницу. Она хочет отдохнуть перед танцами. А вы с Гвидо? Уедете или останетесь?

— Да, мне, пожалуй, тоже стоит передохнуть, ответила его мать. — Увидимся позже, Аннет.

Энни встала перед большим зеркалом в спальне и повернулась кругом, искоса наблюдая за своим отражением.

На танцы она надела бережно хранимое ею платье графини Теодоры. Волосы забрала наверх и вплела в них веточку искусственных цветов, купленных в том же магазине, что и мимозы Кейт. Драгоценностей на ней не было. Платье не требовало ожерелья, а прикалывать к старинному бархату брошь казалось Энни верхом варварства. Уши она проколола еще в шестнадцать лет в Испании, но обычно носила дешевые серьги, а к этому платью такие не подходили.