Очарование темноты

Вот и все. Сказочник уходит из своей сказки. Я сказал об этом рабочим, и меня никто не обвинил. Не вините и вы. Я уезжаю и Сормово. В жизнь, в борьбу, в рабочее движение…

XLIII

— Не торопишься ли ты, Петя? — спросила его Катя, когда он закончил свою длинную исповедь.

— Нет, Катя. Во мне все оборвалось. Я ушел из своей сказки. Меня в ней больше нет и завтра не будет в Лутоне.

— Петя, — обнял его Павел Лутонин, — ты должен поверить — мне горестно и радостно, что я оказался прав, предвидя то, что случилось и чего не могло не случиться.

— Значит, вы оба покидаете меня? — спросила Катя. — И я одна остаюсь в сказке, из которой не хочу и не буду никуда уходить. И попробую без вас досказать ее, как могу, сколько хватит у меня сил и голоса.

Произнеся эти слова, Катя вдруг перестала быть мягкой, предупредительной, доброй, стала другой. Серьезная, строгая, властная, она, словно подтверждая, что теперь будет действовать одна, не удерживала их.

— Позавтракаем в другое, более радостное утро, — простилась она. — Сегодня оно хмуро, но погода изменчива.

Катя не предполагала в себе тех качеств, которые она обнаружила в это утро по уходе Колесова и Лутонина.

План действий родился тут же. Он уместился на одной страничке ее маленькой памятной книжки под номерами очередности намеченного:

«1. Пригласить Палицына. Узнать через Анатоля его имя и отчество.

2. Начать строить дорогу на Каму.

3. Купить у В. Ф. привекшенские леса.

4. Предупредить В. Ф. о несостоятельности Стрехова.

5. Запретить Денежкину пускать Шутемова на тележный завод.

6. Вернуть купчую Демиду Петровичу.

7. А дальше действовать смотря по обстоятельствам и советам Палицына».

Выполнение намеченного началось сразу же. Анатолю было сказано:

— Дорогой Анатолий Петрович, мне нужно вводиться в право тетушкиного наследства на Витиме. Лучшего поверенного, чем Палицын, забыла его имя, не найти. Помогите мне разыскать его.

Геннадий Наумович Палицын был снова вызван в Лутоню.

Разговор о дороге был начат с Матвеем Кондратьевичем Ельниковым. Он пришел в справном виде, в хороших сапогах и суконной паре. Председатель правления завода, выбранный хотя и для видимости, а все же выбранный. Ему она сказала так:

— Матвей Кондратьевич, хочу строить дорогу от Лутони до Камы. Она замышлялась еще покойным дедом и графом Коробцовым-Лапшиным, но не замыслилась. Когда до Камы можно будет приехать сухим колесом, заводу не потребуется стреховский металл.

— Так ведь это ж, голубка моя Катенька, тыщи да тыщи…

— Да уж такие ли тыщи, Матвей Кондратьевич? Наскребу.

Подошел старый скородел подрядчик Токмаков. С пожелтевшими картами начатой и оставленной дороги.

— Торговаться не будем, — предупредила его Катя, — время не ждет. Вам я даю жалованье триста рублей в месяц, дорожным десятникам — по сто рублей.

— А рабочие?

— Заводские рабочие. Рубль поденщина. Семьсот человек. Прикиньте.

— Куда же с такой оравой? Углядишь за всеми? — усомнился Токмаков.

— Глядеть за ними не надо будет, — вмешался Ельников. — У них свои глаза есть и свое понятие. Себе строят дорогу, к своему заводу.

Токмаков не принадлежал к тугодумам. Семьсот человек — неслыханная сила. Где насыпь, где гать, а где и мостишко на скорую руку, до лучших времен.

— Берусь, Екатерина Алексеевна. Сперва проеду проверю по старым столбам через топи, а от Лутони можно начинать хоть завтра.

Снова сход на остановившемся заводе рабочего товарищества и разговор без утайки. Говорил с рабочими Ельников.

— Будет дорога, будет и железо. Рупь в день — немалые деньги. Желающие строить дорогу — на запись к десятникам по артелям.

И началось строительство дороги на Каму. Артели провожали с духовым оркестром, с веселыми напутствиями. Узнав об этом, Стрехов впервые поколебался в затеянном Шутемовым запрете на железо. А вдруг да в самом деле пройдет на Каму дорога?

— Пугают, — успокаивал Шутемов дрогнувшего Глеба Трифоновича. — Это же тысячи и тысячи, — повторил он из слова в слово опасения, высказанные Ельниковым. — Где столько возьмет она?

Возьмет она столько или не возьмет, а наведаться к ней казалось необходимым Стрехову. Поздравить с приездом, выразить соболезнования по поводу кончины витимской тетушки.

XLIV

Стрехов, одевшись потемнее, потраурнее, изобразив скорбь на своем лице, пришел в дом Иртеговой.

Катя поблагодарила за честь, оказанную ей, и ждала, с чего начнет и как поведет себя дальше Стрехов. Наверно, уже узнал о купленном у графини лесе.

— Удивляюсь, Екатерина Алексеевна, зачем вам понадобилась дорога на Каму?

— Надоело ездить через Векшу, за сто верст киселя хлебать, колеса ломать, в избах ночевать. А тут прямешенько. Меньше шестидесяти верст. Токмаков нашел, как спрямить путь. Да и дедушкина память мне дорога. Он так уговаривал графа достроить дорогу.

Стрехов изобразил добренькую улыбочку и заботливо принялся внушать:

— Дорога возьмет очень много денег, подумали ли вы об этом, Екатерина Алексеевна?

— Токмаков пусть думает. У меня своих забот достаточно.

— Но ведь деньги же! — вернулся к начатому разговору Стрехов. — Ваши деньги!