Очарование темноты

На половине пути в Лутоню он встретил будущего гестя, мчащегося в Векшу с той же целью предотвратить «справедливые волнения». Шутемов, вбивший все свое состояние в «верное дело», опьяненный борьбой, вез в Векшу новый вклад на расчет с рабочими — деньги Эльзы.

— Выдержим, Глеб Трифонович! Не вешай голову! Когда рабочие получат сполна, можно судить этого «Очевидца» за подлог, за навет.

О продаже товариществу железа Шутемов и слышать не хотел. Зачем же тогда было огород городить? Зачем же тогда ему было входить в сговор, если Лутонинский завод не станет стреховским, а тележный завод не будет шутемовским?

Шутемов не знал о действительном положении дел, он еще верил, что графиня будет вынуждена расторгнуть договор с товариществом, и погнал вместе со своими тысячами в Векшу, а Стрехов, скрывая свои намерения, отправился в Лутоню, чтобы найти способы и условия замирения с товариществом Лутонинского завода.

Глеб Трифонович не предполагал, что через три версты, при выезде из леса, он встретит разъяренного бишуевского властелина.

— Убью! — повторил он. — Зашибу на один мах, если не получу полняком своих денег!

— Получите! Адриан Кузьмич, за этим и еду. Как можно придавать значение какой-то зубоскальской телеграмме…

Обещание охладило пыл Кокованина. Зная, что Стрехову нечем заплатить, он рассчитывал на слитки. Железо не деньги, но всегда товар. Расчеты Адриана Кузьмича были бы безошибочны в том случае, если б он был одним заимодавцем Стрехова, если б только он хотел получить металл за свои векселя. Телеграфисты, а потом и сам Палицын сумели оповестить всех, кому был должен Стрехов. Выгруженное в Лутоне железо не могло оплатить и четверти опротестованных векселей. Шум угрожающе нарастал.

XLVI

— Теперь, пожалуйста, Екатерина Алексеевна, — попросил Палицын, — не давайте никому никаких обещаний, а если есть возможность, предпримите вояж на несколько на дней.

Палицына известили о публикации в «Губернских ведомостях» его статьи. Еще день-два — и она будет прочитана всеми. Эти дни Геннадий Наумович использует для предварительных встреч с кредиторами, их представителями, кроме Шутемова, векселя которого не будут приобретены даже за четверть цены. У Палицына заготовлено, заучено одинаковое для всех оповещение: «Мне известно лицо, желающее приобрести векселя господина Стрехова по добросовестной, отвечающей их действительной стоимости цене». Вместе с этими словами вручалась с золотым обрезом и тиснениями визитная карточка с указанием местопребывания Палицына.

Коковании первым пожаловал к нему.

— Имею честь предложить… — Им была названа сумма долга и показаны векселя.

— Как я могу, любезнейший Адриан Кузьмич, предложить вам что-то, не зная, во сколько будут оценены Векшенские заводы и рудники, а равным образом не представляя, скольким людям и сколько задолжал Глеб Трифонович? Предложить мало — значит обидеть вас; дать больше, чем реально могут быть возмещены векселя, — поставить меня в крайне затруднительное положение перед лицом, доверившим ведение дел.

— Так что же, господин Палицын, вы думаете купить векселя с понижением? Но кто захочет нести урон? — спросил Коковании.

— Никто не захочет нести урона, но никто не пожелает вступать в длительную тяжбу с господином Стреховым и ожидать, пока будет продано принадлежащее ему, а затем установлено, какими копейками оценится вексельный рубль, — проникновенно и напевно разъяснил Палицын. — И всякому будет выгодно получить наличными сразу же после передаточной надписи на обороте векселя, нежели ожидать долгое время, пока продадут заводы, и получить, может быть, меньше, чем будет предложено лицом, поручившим мне стать посредником. Но я могу заверить вас, уважаемый Адриан Кузьмич, что ваши векселя будут оплачены в первую очередь, в самую первую очередь, и, надеюсь, вы, как и прежде, не забудете мне этой услуги.

Настойчивый Коковании не уходил и добивался, во что будет оценен вексельный рубль.

— Да уж, я думаю, во всяком случае, не менее сорока копеек.

— Сорока? — взревел Коковании. — Это ж грабеж, господин Палицын!

— Это хуже, чем грабеж, — присоединился Палицын. — Это убийство среди бела дня, и притом не наказуемое законом убийство. Навыдавать векселей вдвое больше своей платежеспособности, ввести в заблуждение добропорядочных, доверчивых людей — не имеет названия. Я негодую вместе с вами. Но что стоит наше негодование? Какаяпольза вам или мне, если даже господин Стрехов будет заточен? От этого вексельный рубль не станет дороже… Но у вас есть еще время, Адриан Кузьмич, сбыть кому-нибудь, может быть, тому же Шутемову, свои векселя копеек по семьдесят за рубль… Хотя у него едва ли есть деньги.

Кокованину оставалось ждать. Никто не купит его векселя. «Губернские ведомости» читают все, а кто не читает, тому прочтут.

Побывали у Палицына Леонтий Сорокин и Хохряков. Ответ был тот же.

— Могу записать на очередь. Буду иметь в виду. — Вежливый поклон и выражение сочувствия.

Наконец стоимость заводов и рудников определилась. Выяснилась сумма долгов Стрехова.