Очарованная душа

Вдруг поток дыбится, щетинится, морщится ровная гладь его вод — гладь крови… И река застывает от ног до головы; она вся из железа, она — как гигантская лестница, приставленная к отвесному склону горы, она сама — как стальная зубчатка, каждая зарубка которой соответствует чьей-нибудь человеческой жизни; она переваливает через отроги Альп; эти Альпы знала, любила Аннета, по ним десятки раз ступали её ноги, по ним взбиралась она, обгоняя отряды елей, идущих на приступ, — туда, за границу лесов — на базальтовую пирамиду, увенчанную сединой ледников, окутанную пеной застывших туч, цепляющихся за снежный гребень, изогнутый крючковатый клюв Маттергорна… И вот железная лестница сотрясается — её сотрясают сверху донизу тяжёлые шаги, подымающиеся со дна бездны, она теперь точно вибрирующий дротик, пущенный прямо в небо. Лестница, выкованная из отвердевшего огня, ставшего льдом, стонет под непомерной тяжестью. Дрожат ступеньки, дрожь передаётся всей лестнице, и чем ближе шаг, тем неуёмнее дрожь; все ступени, снизу и доверху, объединены этой дрожью. Но, подобно тому, как высокие луговые травы все разом клонятся под порывом ветра то вправо, то влево, все ступени клонятся к тому, кто подымается вверх, клонятся книзу. И всякий раз, когда невидимый коготь цепляется за одну из ступенек лестницы и вырывает её, весь мир склоняется к этой точке, к этой агонии, — ей приходится, рушась, выдерживать на себе всю глыбу судьбы, — склоняется к живой ступени, которая раскалывается, борется и умирает за всех; и в предсмертных её судорогах сливается дыхание всех живых. Но как только закончена битва, как только прошёл невидимый Дробильщик, оставивший после себя один лишь пепел, косматые травы, пригнутые огненным вихрем к земле, вновь поднимаются вверх над бороздой; ступенька испепелённой жизни содрогается теперь от битв, которые идут там, наверху, в будущем. Весь поток бытия устремляется от того, кого только что покинула жизнь, к другим, туда, где низвергнется этот поток, устремившись к устью…

Та, что среди живых была Аннетой, та, которая ещё остаётся ею на один миг, лишь для того, чтобы присутствовать при том, как её, точно кисть винограда, раздавят на дне чана, Аннета видит сквозь дымку, как подымается снизу он, Виноградарь… С каждым тяжёлым шагом сгущается багрово-чёрная дымка… Великий Мрак прикрывает полами шуршащего своего одеяния душу, идущую ко дну. И некто, не имеющий имени, сопровождаемый раскатами грома, подымается из глубин. Пресс опускается. Всё раздроблено, всё — стан, глаза, рот, лоно — всё пронзено мириадами буравов, всё выжато; вот она мука мученическая — несказанная сладость смертного объятия. Смятая, раздавленная душа полна ликования — она теперь плоть единая с Верховным существом. Вычерпывая её, он соединяется с ней:

«Ты моя, и я твой…»

О, полнота! О, тождество!.. В это мгновение она понимает всё, всё, что по ту сторону добра, по ту сторону бытия… Целостное «Erleben»[405] завершено. Завершается цикл Очарованной души… Была она звеном лестницы, переброшенной через пустоту, на одном из поворотов. И когда стопа безжалостно опирается на неё, ступенька не сдаёт, по телу, изогнутому, словно полукружье лука, переходит через пропасть Учитель. И вся боль её жизни была углом отклонения на пути, которым идёт вперёд судьба…

«Судьба! Иди вперёд! Спасибо тебе, что ты взяла меня себе в ступеньки… Я иду следом за тобой. Судьба есмь».

Сок виноградной грозди, растоптанной пятою Виноградаря, течёт по положенной ему борозде; поток ускользающей жизни выпит, его втянули уста, пьяные от страсти. В последний раз доносится снизу крик птицы. Ваня окликает:

— Мама!..

«Любимые! О вы, что остаётесь здесь, позади нас!»

Нет, они не позади нас, они впереди. По их ступенькам, расположенным над моей, пройдёт, подымаясь вверх, Виноградарь. А мы, ставшие его бороздой, мы тоже пройдём, как прошли наши любимые, мы примем участие в их последних битвах, поддержим их нашим объятием, отныне неотделимым от объятий Виноградаря, который и их раздавит своей стопой. Подобно нашим любимым, опередившим нас в смерти, мы, умирая, обнимаем, соединяемся… Мы вместе совершаем наш путь. Всё та же река…

«Прощай, Аннета! Теперь я поняла. Nunc dimittis…»[406]

Аннета вздохнула. Припав к устам умирающей, Ася жадно впивала в себя последнее её дыхание… Но в объятиях Аси лежала лишь тленная оболочка. Очарованная душа взмыла ввысь; она — струя семени, протёкшая по борозде, что проводит Смерть, к расселине неба, над самой горой, она — великая плотина, через которую течёт Млечный Путь, ожерелье ночей, змея миров, что разматывает звенья Бытия среди лугов Бесконечности.

* * *