– Моргана ушла, – говорю я.
Нимуэ отвечает не сразу.
– Мы знали, что так случится, – произносит она наконец. – Раньше, чем хотелось бы, да, но Артур ведь в безопасности, так? Ты справляешься.
– Артур в безопасности. Они с Гвен поженились. Три дня назад. Как и мы с Лансом – вчера.
– Понимаю. – Нимуэ слегка хмурит брови, пытаясь понять, к чему я веду.
И мне от этого чуть легче. Хорошо, что она не знает всего. Я качаю головой.
– Я считала себя такой умной, Нимуэ, – произношу я. – Я думала, что нашла способ удержать нас всех вместе. Нашла дорогу, которая привела бы нас к счастью. Моргана согласилась сковать свою магию… и Гвен тоже. И я думала, будто от этого всем станет только легче. Но стало хуже. Хоть они и понимали, что это к лучшему. И Гвен вышла за Артура, потому что сама так решила, никто не загонял ее в угол. Мы возвращались в Камелот. Все мы. Я думала, этого достаточно. Думала, это удержит нас вместе. Но этого не хватило.
Нимуэ молчит, но теперь она совсем не выглядит удивленной. Лишь уставшей.
– Элейн, – произносит она так, словно преду-преждает меня.
Но в предупреждениях я не нуждаюсь.
– Вы ведь все знали, так? – спрашиваю я.
– Большинство судеб можно изменить, – осторожно отвечает она. – Но некоторые из них затвердевают быстрее остальных. Когда доживешь до моих лет, ты поймешь разницу. Ты будешь по-другому смотреть на людей, научишься всматриваться в саму суть, замечать, как они растут, какой делают выбор. Ты поймешь о них все еще до того, как они сами это поймут.
– Тогда почему? – цежу я сквозь сжатые зубы. – Зачем вы вообще привели нас на Авалон? Почему заставили думать, будто я смогу что-то изменить, что смогу их спасти?
На эти вопросы у нее нет ответов. По крайней мере сейчас. Она отводит взгляд и делает глубокий вдох.
– Когда Артур и Моргана прибыли к моим берегам, она держала его за руку очень крепко. И когда я подошла к нему, она решила, будто я ему угрожаю. Знаешь, что она сделала? Встала между Артуром и мной. Это был инстинкт – защитить его, даже если для этого ей пришлось бы пострадать самой. Ей было шесть. И я посмотрела в ее злые, недоверчивые фиолетовые глаза и понадеялась. Это было глупо. Мне стоило догадаться. Но надежда – забавная вещица. А потом появилась Гвен, дикая и неспокойная, чудовище, а не девочка, да, но она так сильно любила их обоих. Она скорее бы разорвала этот мир в клочья, чем навредила им. И Ланселот… фейри-мальчик, который не боялся людей, который принял их как своих. Для меня немыслимым было то, что они смогут причинить друг другу столько боли. И ты должна это понимать… ты ведь тоже не думала об этом. И моя надежда росла. Но потом на остров прибыла ты, и я все поняла.
– Я? – охаю.
Она склоняет голову, внимательно вглядываясь в мои глаза. Она хочет, чтобы я ее поняла. Но я не могу.
– Скажи, Элейн, что случится потом? – спрашивает она. – После того, как Моргана уйдет во тьму, после измены Ланселота и Гвиневры, когда Артур останется один на поле боя, один – против Мордреда?
Я открываю рот. Закрываю его.
– Не знаю, – признаюсь я. – Он умрет…
– Ты видела, как он умрет? – спрашивает она.
Я копаюсь в своих воспоминаниях. Вижу, как меч Мордреда ранит Артура в живот. Вижу, как Артур хромает к берегу, опираясь на Гавейна, истекая кровью.
Но я никогда не видела, как свет покидает его глаза.
– Вот что я поняла, когда ты прибыла на Авалон, – продолжает Нимуэ, не дожидаясь от меня ответа. – То, что выбито в камне, пройдет, и этого не изменить. Но после? То, что будет после, мы изменить можем. Это будущее мы в силах спасти. Заплатив великую цену.
Я вспоминаю Ланселота, который принимает свою судьбу. Вспоминаю Моргану, которая стирает окровавленную рубашку, сшитую моими руками.
– Ланселот умрет, – говорю я.
Нимуэ колеблется, а потом кивает.
– Ему не суждено прожить дольше. И если бы даже ты смогла защитить его от всех мечей и всех стрел, его убил бы упавший с неба камень. Ланселот – герой, Элейн. А герои долго не живут.
– И Моргана станет на сторону тьмы.
Нимуэ снова кивает.
– Это было предсказано. Ты видела ее на Авалоне.
– Она станет богиней смерти.
– Ужаснейшее из наказаний, которые готовят Дева, Мать и Старуха для своих детей, – соглашается Нимуэ. – К тому моменту они со смертью будут знакомы не понаслышке. Ее руки испачкаются в крови. На ней повиснет долг, который она никогда не сможет заплатить.
Я сглатываю.
– А Гвен? – спрашиваю я.
Нимуэ вздрагивает.
– Гвен изгонят в монастырь, – шепчет она. – И она умрет так, бессильная, одинокая и несчастная. Она никогда больше не сядет на лошадь, никогда не поднимет меч, никогда не почувствует тепло солнца на своей коже и траву под ногами. Для нее останутся лишь каменные стены и спертый воздух.
Меня начинает тошнить. Снова.
– Но если Артур выживет, – говорит Нимуэ. – Этого будет достаточно.