Очаровательная попрошайка

— Не было. Сначала мы. решили, что просто их проглядели, повторили разборку сначала, и вот тут, Пуаро, я убедился, что не хватает многих документов. Вообще-то материал, который я искал, не был особенно важным, то есть; если быть точным, никто его в прежнее время не считал таковым, иначе бы мне никто не разрешил его держать у себя. Так или иначе, но этих писем мы не нашли.

— Не хотелось бы проявлять ненужной любознательности, но не могли бы вы приблизительно хотя бы сказать мне, каково их содержание?

— Не обижайтесь, старика, но я не уверен, что имею право это сделать. В общих чертах дело обстоит так: один человек сейчас кричит на всех перекрестках о том, каким он был великим деятелем в военное время. Вранье чистой воды. Данные письма доказывают это с исчерпывающей убедительностью. Понимаете, я вовсе не хотел поднимать открытого скандала и ограничился бы тем, что снял бы с них копии, послал бы их ему и посоветовал бы вести себя поскромнее. После этого, конечно, этот человек, этот зазнайка приумолк бы. Понятно? Думаю, что вам такой тип знаком.

— Вы совершенно правы, сэр Родерик. Ваша позиция мне понятна, я на вас не в претензии, но, с другой стороны, войдите в мое положение: как я могу понять и искать то, о чем я не имею ни малейшего представления?

— Самое главное установить: кто же мог их похитить, дабы исключить возможность повторения подобной истории в будущем. А вдруг среди моих бумаг найдутся еще такие, которые приобретут со временем большую важность?

— Лично у вас нет никаких соображений?

— Вы считаете, что они должны у меня быть.

— Ну, с первого взгляда...

— Знаю, знаю! Вы хотите сказать, что естественно заподозрить в первую очередь мою малышку. Ну, так нет, я этого не думаю. Она уверяет, что не трогала писем, и я ей верю. Понятно?

— Понятно,— с еле слышным вздохом ответил Пуаро.

— Прежде всего потому, что она слишком молода. Откуда ей знать, что эти вещи важны? Это преждевременно.

— Не мог ли ее инструктировать в этом отношении кто-нибудь еще?

— Да, да, это, конечно, верно. Но с другой стороны, слишком уж очевидно.

Пуаро снова вздохнул. Он ясно видел, что спорить с сэром Родериком бесполезно.

— У кого еще был доступ к вашим бумагам?

— Эндрю и Мэри, разумеется. Однако мне кажется, что Эндрю такими вопросами и вещами не интересуется. Да и потом, он всегда был исключительно честным парнем. С самого детства. Конечно, знал я его плохо. Жили мы врозь, вот и все. Правда, он бросил жену и привез из Африки молоденькую красотку, но такое в наши дни случается со многими, особенно если первая жена такая, как была Грейс. Да и ее тоже я не часто встречал. Она была из тех женщин, которые вечно ходят повесив нос и думают только о благочестии... Во всяком случае, трудно поверить, что такой парень, как Эндрю, может оказаться шпионом. Ну, а что касается Мэри, я могу сказать то же самое. По-моему, ее интересуют только розовые кусты в саду да новые цветы. В доме из прислуги есть садовник, но ему пошел девятый десяток, и он всю жизнь прожил безвыездно в деревне. Ну и пара поденщиц приезжает или приходит убирать в доме. Они изрядные сплетницы, всем своим соседям косточки перемоют, но для того, чтобы заниматься шпионажем, этого маловато. Конечно, Мэри носит парик,— довольно непоследовательно сообщил сэр Родерик.— Я хочу сказать, что она старается изменить свою внешность, надевая парик, но тут дело совсем в другом. Когда ей было 18 лет, она заболела малярией, и у нее вылезли все волосы. Представляете, каково это для молодой женщины? Я не догадывался, что это не ее собственные волосы, а парик. Но как-то она зацепилась им за розовые шипы, и парик повис на ветке. Да, ужасно ей не повезло!

— Так вот оно что. А я еще подумал, как она странно причесана,— сказал Пуаро.

— Во всяком случае, опытные шпионы никогда не носят париков,— сообщил ему сэр Родерик.— Некоторые бедняги подвергались пластическим операциям, чтобы изменить свою внешность. Впрочем, все это ерунда! Важно выяснить, кто же мудрил с моими бумагами.

— А вы не допускаете, что вы положили эти письма в какое-нибудь другое место? Когда вы их видели в последний раз?

— Примерно год назад.

— Вы не подозреваете своего племянника, Эндрю Рестарика, его жену и всех домашних. Ну, а их дочь?

— Норма? Норма, конечно, чокнутая, я бы сказал. Конечно, я могу допустить, что она клептоманка, которая присваивает чужие вещи, не соображая, что делает, но мне не поверить, что она рыскала в моих бумагах.

— Тогда что же вы предполагаете?

— Ну... Вы же были в доме. Видели, каков он. Туда в любое время может незаметно войти кто угодно. И так же незаметно выйти. Там двери вообще не запираются и не запирались.

— Запираете ли вы дверь своей комнаты, если, к примеру, уезжаете в Лондон?