Очаровательная скромница

– Возможно, вы делитесь со мной своими мыслями, поскольку понимаете, что это безопасно? Я безопасна?

«Я никто. Я не осмелюсь сплетничать. И скоро я уеду из этой страны».

Феба не думала, что так и есть. Ей хотелось услышать его реакцию на эти слова.

Маркиз медленно поднял голову. Она скользнула взглядом по правильному профилю и поняла, что никогда его не забудет.

Когда же Джулиан заговорил, его голос звучал тихо и задумчиво.

– Вы не безопасны, мисс Вейл.

Что он имеет в виду? Слова растревожили ее – так камень, упавший в воду, вызывает на доселе гладкой поверхности рябь. В них было обещание и предостережение, легкое недоумение и горькая ирония.

И поскольку, несмотря на всю неопределенность и разделяющую их пропасть, и мужчина и женщина в душе были бродягами, их улыбки были одинаковыми – медленными и чуть ироничными.

Феба покачала головой. С удивлением или отчаянием – она сама не знала.

Пространство между ними, совсем небольшое и, в то же время, бесконечно далекое, в мгновение ока наполнилось смыслом. И оба поняли, что они должны немедленно заключить друг друга в объятиях.

Но в этот самый момент заиграла музыка, и Феба испуганно отпрыгнула.

– Я пойду внутрь и послушаю ее там, – пробормотала она. – В конце концов, я не бросала синьору Ликари. А ее голос завораживающе красив. К тому же он громкий. Так что вы будете точно знать, когда можно вернуться. Когда она замолчит.

Маркиз вздохнул. По непонятной причине ему было жалко исчезнувшего волшебства момента.

– Она останется в этом доме на ночь?

– Ну вряд ли хозяева отправят знаменитое на весь мир сопрано на ночлег в «Свинью и свисток». Но, насколько я поняла, у нее назначена встреча в Лондоне, так что она уедет очень скоро, возможно, даже сегодня вечером.

– Может быть, мне стоит переночевать в «Свинье и свистке»?

– Уверены?

Джулиан ухмыльнулся, словно маленький шаловливый мальчик. Феба подумала, что, вероятно, он тоже почувствовал облегчение, когда чары развеялись.

Как долго она отсутствовала? На протяжении одной арии, это точно. Насколько длинна эта ария? Кто знает? Теперь Феба почувствовала панику, а у паники, как известно, длинные и острые когти. Она стиснула в руках шаль Лизбет.

– Лизбет, наверное, дрожит от холода. Мне… я…

Она развернулась на каблуках и бросилась бежать. На бегу она прислушивалась к звуку своих шагов, и ей казалось, что кто-то бежит следом.

«Только мои собственные желания», – подумала она и, как в мелодраме, вздохнула.

Феба была уже почти у двери, когда позади послышался голос.

– Где в Лондоне, Шехерезада?

Она остановилась, решая, что ответить. Маркиз спрашивал, где она родилась.

– Севен-Дайалс.

Подумайте об этом здесь, в темноте, лорд Драйден.

– И за вами подарок, – добавила она.

С отчаянно бьющимся сердцем Феба скрылась в доме.

Глава 10

Она не вполне понимала, на каком свете находится, пока не ворвалась в дом. Феба так спешила вернуться к гостям, что несколько раз поскользнулась на скользком мраморе. На подходе к музыкальному салону она намеренно замедлила шаги, выпрямилась, расправила плечи и пошла, аккуратно ставя одну ногу точно перед другой. Да, именно так должна передвигаться уважаемая школьная учительница, платная компаньонка юной хозяйки дома – все равно что идешь по натянутому канату.

Маркиз тоже должен так ходить?

Она с любопытством заглянула в салон в надежде увидеть знаменитую певицу. Синьора София Ликари стояла рядом с фортепиано, положив одну руку на его блестящую черную крышку. Создавалось впечатление, что фортепиано – прирученный ею зверь, который замер в ожидании очередной команды хозяйки. Сама певица напоминала тигрицу: роскошная копна золотисто-каштановых волос была собрана на затылке и удерживалась блестящими заколками; платье плотно облегало великолепную фигуру. Тонкая талия. Миндалевидные глаза с длинными ресницами полуприкрыты, голова откинута назад, и голос… о, что это за голос!

Ожерелье у нее на шее было столь же изящным, как нагрудная пластина сурового воина-викинга.

Оно не было похоже на драгоценность, которую выбирал маркиз. Его бриллианты были бы очень дорогими, изысканными и ослепительно сверкающими. Вероятно, эта дама уже нашла себе нового покровителя. По правде говоря, синьора Ликари не была похожа на женщину, способную швыряться коробками для сигар, если ее гордость оскорблена. Ее чувство собственного достоинства – то же самое можно сказать и о маркизе – было очевидно всем. И в ней было еще что-то – Феба видела это совершенно отчетливо. София Ликари всем своим видом объявляла миру: «Я не такая, как все; я не обычный человек; и вы, простые смертные, в подметки мне не годитесь».

Но маркиз тоже не был обычным человеком. Даже богиня, подобная этой, не устояла бы перед ним.

«Будь он моим, я бы тоже не смогла легко смириться с его утратой».