Очень холодно

Он опустил бинокль, с силой растёр глаза и несколько десятков секунд лежал, зажмурившись и шумно дыша. Нужно было успокоиться. Нужно помнить о главном. Сейчас он должен был только смотреть и запоминать…

Внутри периметра Прокоп увидел яркую жёлтую полосу, проведённую на асфальте метров за пять до ограды, – предупреждение заключённым, что переступать через неё и подходить к ограде нельзя. За всё время, пока Прокоп наблюдал, никто к ней даже не приблизился.

Ничего особенного в лагере не происходило. Охранники на своей территории занимались своими делами, осуждённые – на своей – своими, будто и в самом деле существуя друг от друга совершенно независимо, словно соседи по общему дому. Смена охраны на вышках произошла в двенадцать часов совершенно буднично. Сменяющий подошёл к вышке ленивым прогулочным шагом и вскарабкался по ступенькам. Охранники немного поболтали, потом сменяемый слез и так же неторопливо отправился в казарму. Ни у того, ни у другого Прокоп не увидел оружия. Оно охранникам было не нужно. Следующая смена, столь же мирная и неспешная, произошла через четыре часа.

Покинуть территорию лагеря незамеченным при минимальной помощи извне было нетрудно. Прокоп наметил место, где он проделает в проволочной ограде проход для Анны – почти точно между вышками, в промежутке между широкими опорными столбами, создающими крохотную мертвую зону для охранников. Анна только должна будет пробраться туда. В ночной темноте ей это вполне удастся. Прокоп встретит её снаружи. Это должно произойти около полуночи, примерно за полчаса до очередной смены охранников на вышках…

К восьми вечера на дороге показалась колонна: возвращалась занятая на общественных работах команда. Ворота лагеря распахнулись, впуская пять или шесть десятков одетых в синюю униформу мужчин и женщин. Но попадали на территорию они не просто так. В проволочном тамбуре за воротами колонна вначале сбилась в толпу, а потом разделилась на две очереди. Заключённые по одному входили в небольшие ангары из светлого металла и спустя некоторое время появлялись из дверей с другой стороны, на мужской или женской территории лагеря. Скорее всего в ангарах происходил тщательный личный досмотр. Это немного осложняло ситуацию, но Прокоп всё больше исполнялся уверенности в успехе задуманного. Постепенно тамбур опустел. Перевоспитуемые – мужчины и женщины – разошлись по своим корпусам.

Солнце клонилось к горизонту, нужно было возвращаться. Прокоп из предосторожности отполз подальше от своего наблюдательного пункта и отправился в обратный путь.

К этому времени улицы посёлка практически опустели и это оказалось весьма кстати: лишь у самого дома Прокоп обнаружил, что забыл нацепить оранжевую табличку, и возрадовался, что заметить это было некому.

Он очень торопился и всё же слегка опоздал. Его уже ждали.

Круглолицый веснушчатый парень, ухажёр Майи, совсем не походил на охранника – обычный сельский увалень. Но по тому, как он быстро ухватил суть проблемы, Прокоп понял, что подобные просьбы ему приходится выполнять отнюдь не впервые. И не задаром.

– Жена, говорите? – понимающе ухмыльнулся он. – Над этим можно подумать. А за что её у нас исправляют-то?

– Раньше она была учителем, – сказал Прокоп. – Наставником…

– Вот оно что! – На лице парня отразилась озабоченность. – Вот какие дела! Из этих, значит… Непростое дело. За мозгокрутами тут надзор особый.

При этом он быстро и с хитрецой взглянул на Прокопа, которому стало ясно, что дело в основном сводится к цене вопроса.

– Ты, Кулич, не крути, – сердито сказала Майя. – Если не можешь – так и говори.

– Почему это я не могу? – обиделся Кулич. – С чего ты взяла? Я говорю только, что трудное это дело. Подумать надо… Да и деньги потребуются. Понятно – не мне. Придётся же подкинуть кое-кому, чтобы не слишком уж сильно смотрели.

– Я дам денег, – сказал Прокоп. – Сколько нужно?

– Ну, сколько… – Кулич изучающее осмотрел Прокопа с ног до головы. – Сотни три-четыре, не меньше.

– Кулич! – возмущённо воскликнула Майя.

– А что? – вскинулся тот. – Я же не в свой карман кладу!

Тут он машинально погладил карман на груди, в котором, скорее всего, и упокоятся деньги Прокопа.

– Три сотни, это точно, – решительно заключил он. – Меньше никак не получится.

– У меня есть три сотни, – согласился Прокоп. – Как вы собираетесь это сделать?

– Воспитуемых выводят из лагеря на общественные работы, – принялся объяснять круглолицый Кулич. – Формируют команды. Одна дорогу ремонтирует, другую на станцию ведут, на погрузку-разгрузку. Охрана при них, конечно, есть, но следит она не очень внимательно. Бежать всё равно некуда, к тому же сейчас уже далеко не убежишь. Найдут быстро. Хотя иногда пытаются. Вот тут один раз был случай…

– Ты дело говори, Кулич, – прервала его воспоминания Майя.