Очень холодно

– Вы будете работать в частной школе, – продолжал Ландо, оставив без внимания реплику Прокопа. – Прекрасно оборудованной, расположенной в тихом месте, удалённом от любопытных глаз. Собственно, это не просто школа, а школа-пансион. Разумеется, мы понимаем, что наше предложение сопряжено с определённым риском для вас. Но, уверяю вас, он минимален. А на другой чаше весов – любимая работа, благодарные ученики и гонорар, который позволит вам безбедно существовать многие годы после завершения проекта.

– Целая школа, – медленно проговорил Прокоп. – И вы надеетесь сохранить всё в тайне от блюстителей?

Прежде чем ответить, Ландо порылся в кармане, извлёк ключ и отпер небольшой автомобильный сейф, из которого вытащил пухлый конверт.

– Мы – серьёзные люди, – сказал он, отчётливо выговаривая каждый слог. – И у нас немалые возможности. Абсолютной гарантии безопасности мы, разумеется, предоставить не можем – её просто не существует. Но сделать риск минимальным и к тому же предусмотреть возможные последствия – вполне в наших силах.

Он протянул конверт Прокопу.

– Это документы на ваше имя. На ваше новое имя. Документы абсолютно подлинные. Никто никогда – ни ученики, ни их родители, не узнают, как на самом деле зовут их наставников. Если, конечно, вы сами им об этом не вздумаете рассказать. Наш контракт первоначально рассчитан на три года. Полагаю, если всё пойдёт нормально, он будет продлён.

– Ваши дети тоже будут учиться в этой школе? – спросил Прокоп.

– Мои? – Ландо удивлённо приподнял брови, а потом улыбнулся. – Мои – нет. Собственно, у меня нет детей. Для меня это просто бизнес…

* * *

С утра Прокоп вызвался сходить купить смазку для мини-трактора и предупредил, что немного задержится. Он просто хочет прогуляться – так Прокоп сказал Греню. Хотя и теперь, когда у Прокопа на пребывание в посёлке была оформленная постоянная виза и он мог передвигаться в округе свободно, согласно Закону о Народном Благе Номер Тридцать Семь, работник был обязан ставить нанимателя в известность о целях и маршрутах своих перемещений. Грень лишь небрежно пожал плечами, что означало безразличие к тому, чем намерен заниматься Прокоп за пределами двора. Прокоп прицепил на куртку яркую оранжевую табличку трудового мигранта и направился к калитке.

– Эй! – остановил его оклик.

Прокоп обернулся.

– Вечером сегодня придёт, – сказал Грень.

Прокоп ждал, не понимая, о чём речь.

– Этот, Майин дружок. Из охранников лагеря. Она просила передать. Так что особо не задерживайся…

– Спасибо, – поблагодарил Прокоп, но Грень уже отвернулся.

Лавка была неподалёку, покупка много времени не заняла. С пластиковой канистрой в руке Прокоп шёл, низко опустив голову и намеренно приволакивая ноги, демонстрируя полное смирение, кротость и покорность любым движениям судьбы. Но взгляды редких прохожих, которые он ощущал на себе, от того не становились более доброжелательными. Прокоп оставался здесь чужаком.

Предусмотрительно обойдя по узким улочкам центральную площадь, где размещались резиденция местного Избранника и контора маршала, он вышел на восточную окраину городка и зашагал по узкой колдобистой дороге, что вела к заброшенному заводу. На повороте, оглянувшись по сторонам и убедившись, что вокруг никого нет, Прокоп сдёрнул табличку, нырнул в обступавший асфальт, такой же серый от пыли кустарник и бросил в траву ёмкость со смазкой.

Теперь он бежал ровно и мощно, подныривая под клонящиеся ветви и перепрыгивая низкий подрост. Кустарник постепенно редел, местность поднималась, и скоро Прокоп оказался на вершине пологого холма, которую венчали развалины какого-то строения – то ли будки связи, то ли старой часовенки. В полукилометре, внизу, открывался трудовой лагерь – огороженный высокой проволочной оградой прямоугольник с вышками охраны на каждом углу, поделённый точно пополам сплошным забором на мужскую и женскую зоны с аккуратными рядами бараков для перевоспитуемых. Административный сектор, домики для офицеров и казармы для рядовых, располагался на внешней стороне прямоугольника, примыкая к одной из его меньших сторон.

Ближе к лагерю Прокоп подобраться бы не смог – до самой ограды расстилалась абсолютно ровная, лишённая малейшего укрытия поверхность, поросшая невысокой жёсткой травой. Прокоп лёг между двух обломков обрушенной стены, достал бинокль и принялся наблюдать. В самом деле, могло показаться, что лагерь охраняется не слишком бдительно. Один из часовых на ближайших к Прокопу вышках явно дремал, другой увлеченно листал журнал. Воспитуемые бродили по территории, беседовали, собираясь небольшими группками. Несколько мужчин на своей территории вяло перебрасывались мячом на утоптанной площадке плаца. Прокоп смотрел не отрываясь. Лишь на несколько секунд он опускал бинокль, чтобы протереть от влаги и помассировать воспалённые напряжением глаза. Он искал, искал Анну. Но расстояние не позволяло разглядеть лиц, а бесформенные синие балахоны превращали осуждённых в клоны, лишённые малейшей индивидуальности. И всё же Прокопу показалось… он не был уверен, ему только показалось…