Очень осенняя книга года Белой Металлической Крысы

Самоопределение вплоть до отделения? Свобода? Права человека? Демократия? Ну, вот и цена. Миллионы и десятки миллионов людей, сорванных со своих мест. Разоренные дотла и оккупированные собственным начальством страны. Уничтоженные наука и промышленность. Нувориши, у которых есть все, и стремительно беднеющее население, расслоившееся на тех, кто богат, тех, кто супербогат, тех, кто власть или при власти, и значит, неизбежно будет богат за счет всех тех, кого обворует и всех остальных. Как у Стругацких в «Обитаемом острове» звали тех, кто не поддавался излучению Центра и все понимал? Те, кто правил, и те, которые не знали, что существует элита, не смогли пробиться в элиту или не захотели присоединиться к элите? Выродками их звали. Интересно, могла бы сейчас в Америке выйти такая книга? Мы у себя – ладно. Все знаем, все пережили, никому и ничему не верим, оттого и рисковать не хотим. Наелись досыта. Этих скинешь, другие придут. Советской власти не стало, бандиты и аферисты ее заменили – до сих пор сидят, один другого хуже…

День танкиста… Спокойная, тихая, провинциальная, сытая Белоруссия кипит и бурлит. После Украины никаких сомнений нет – откуда это все взялось и чем кончится. Нет в этом мире ни хорошего, ни плохого. Есть плохое, очень плохое и апокалипсис. Батька мешает? А войны не хочется. Он зло? Наверное. Все зло. Не бывает некоррумпированной власти. Дети, внуки или любовницы и подельники – какая разница? Забронзовел, авторитарен? Плохо. А разоренная страна – это хорошо? Война гражданская? Бойня, как в Буденновске, Беслане, «Норд-Осте»? Алексиевич переживает, что русская интеллигенция ее не поддержала? А она чего ждала? Не поняла, лауреат нобелевский, книги которого мало чего стоят, зато с политическим чутьем у нее все в порядке, отчего она свою премию и отхватила, что в Латинской Америке живет. Кто не хунта, те каудильо. Только говорят не по-испански, а по-русски. Но и это пока. Развалят и перелопатят – и такие, как она, первые. Если по дороге их не перестреляют, что в нынешней Белоруссии вполне может случиться, и кто им всем тогда будет в этом виноват?

Наши это в основном понимают. А кто не понимает, чувствуют. А кто не понимает и чуйки у них нет… Нет ума – считай, калека, нюха нет – считай, в гробу. Пословица такая была. В детстве московском, у домашних интеллигентных детей, для которых слово «пенек» было страшным ругательством. Наивные были, чистые щенки, даже самые прожженные во дворе. Верили и в коммунизм, который Хрущев обещал, и в советскую власть… В дружбу верили, в родителей, в любовь и в то, что мир справедлив и хорош и что правда всегда должна восторжествовать. Она же правда! Потом верили в Штаты и в эти самые чертовы права человека, демократию и прочую чухню, которой умные, подлые и циничные сукины сыны пичкают наивных идиотов. Некоторые до сих пор в это верят. Другие используют. И их, и веру эту. Третьи окуклились и в сторону отошли. Драться готовы – стрелять-то учили всех подряд – и фраеров, и гопников. Было б за что. За друзей – да. За семью – да. За страну, даже понимая, сколько сволочей в ее начальстве, – тоже. Не дай Б-г доживем еще, придется. Ну, День танкиста же…

* * *

Продолжается День танкиста? А то! Все уже выпили и повторили, шашлык, кто на югах живет, подъеден, жены и дети построены (сегодня можно – завтра они все припомнят), внуки уложены… По крайней мере мелкие. Нечего им до ночи сидеть. Народ гитары терзает, старые песни поет. «От удара войны термоядерной не спасет лобовая броня, фотокарточку ты обязательно сохрани, чтобы помнить меня». На мотив «Прощания славянки». И главное – припев попротяжнее и пораскатистей: «Прощай, не жалей, слез горьких не лей, а как вернусь из лагерей, ты ж поцелуй и обогрей!» Три года, с третьего по пятый курс. Три месяца лагерей на Волге, в Путиловских болотах, под Калинином. Черт с ним, что теперь он Тверь. Тогда был Калинин, навеки в воспоминаниях им и останется.

Вспомним их поименно, офицеров нашей военной кафедры, по крайней мере тех, кто больше всех запомнился. Хороших и плохих. Умных и глупых. Добрых и свирепых. Порядочных и подлецов. Тех, кого любили и с кого брали пример, и тех, кого терпеть не могли. И тут еще вопрос, кому было хуже – студентам, которых не любил препод, или преподу, которого не любили студенты. Притом что причины могли быть всякие. Друга Толика Циоса из соседней группы МО-75—3, к примеру, терпеть не могли, потому что подозревали в нем скрытого еврея, хотя был он причерноморским украинцем, скорей всего греко-бессарабского происхождения. Очень смуглый. Очень упрямый. Дружил с евреями. Из Котовска, так что акцент был чисто одесский. Так что кто он получался, по мнению наших офицеров?! Украинец? Ага. Два раза, туда и обратно.