Очень осенняя книга года Белой Металлической Крысы

В годы моей оперотрядной советской молодости это была разорванная служебными собаками трехлетняя девочка, подброшенная пьяной шпаной через решетку режимного объекта, «чтоб посмотреть, что будет». В последние годы – жертвы терактов в Израиле и России, среди которых были мои друзья и их дети. Судьба тех, кто насилует, пытает и убивает, меня не интересует. Можно или нельзя их перевоспитать – не мой вопрос. Каждый из них, кто будет казнен, не сможет больше никого замучить, изнасиловать и убить, а смерть его послужит уроком и предостережением для других желающих мучить, насиловать и убивать, и мне этого достаточно. Скажу больше – я полагаю благом превентивную ликвидацию таких людей. Увы, в отношении к смертной казни я нецивилизованный человек – и предпочитаю варварство такой цивилизации. Я понимаю, что идеалы христианства призывают «подставить щеку», но я остаюсь приверженцем более близкого мне «ока за око» – со всеми поправками применительно к современности, но безо всяких исключений в случаях, помянутых выше.

Заметьте, ни о чем мною Вам написанном, что составляет суть моего отношения к смертной казни и о чем мы с корреспондентом «Коммерсанта» говорили, там нет ни слова. Полагаю, по той простой причине, что об этом сказали многие из опрошенных. Еще одно мнение в пользу смертной казни для означенных категорий преступников ничего интересного к тексту не добавляло, в отличие от фраз, привлекших Ваше внимание, об ответственности лиц, находящихся у власти и при оружии, когда и если они начинают вести себя в отношении собственного населения как вражеские оккупанты, а также их начальства, вне зависимости от служебного положения последнего. Повторю: я полностью согласен с Вами, что в том виде, в котором высказанный мною пассаж вышел в печать – ужатом, обрезанном и спрессованном, – все Вами отмеченные недостатки присутствуют, и складывается впечатление, что автор идеи перебрал, нуждается в освидетельствовании у психиатра либо откровенно издевается над журналистом и читающей публикой. Последнее отчасти верно. Разумеется, предложение расстрелять Евсюкова на месте, его начальство без суда, а профильного министра после суда – есть гипербола. Гипертрофированное преувеличение. Гротеск на грани стеба.

И чего бы Вы хотели от меня в этой связи? Вы же не будете требовать от Эразма Роттердамского, чтобы он изменил название «Похвалы глупости» на том основании, что поклонники его таланта могут воспринять сие название всерьез, отчего оно будет способствовать оглуплению молодежи? Чтобы название пьесы «Жиды города Питера», пушкинское «куда ты стремишься, жидовка младая», а также встречающиеся у толерантнейшего Марка Твена на каждом шагу «нигеры» были искоренены в соответствии с требованиями политкорректности? При всей грусти, мною испытываемой – не от того, что Вы с присущим Вам блеском приложили меня столь размашисто и ярко, но от того, что не сочли уместным поговорить о сути тех явлений, по поводу которых все это было сказано, – Вы текст заметили? Заметили. Ну и ладушки. Надеюсь, при всем присущем мне крайнем нежелании изображать собой мишень заметили не только Вы. Высказывая все то, что мною было высказано, я ожидал – и продолжаю ожидать – последствий куда менее приятных, чем Ваш справедливый по форме, верный по содержанию и, уж простите мне это ради Б-га, не имеющий отношения к существу дела реприманд.

Споры о смертной казни в нашей отнюдь не идиллической стране, при существующей системе отношений между властью и населением, силовой системе, юриспруденции и соотношении сути законов с практикой их применения, порождают неясные подозрения. Либо это очередная «дурка», запущенная в массы с ясной лишь инициаторам дискуссии целью, либо инструмент давления в преддверии подготовки к очередному переделу власти и собственности. Но уж коль скоро дискуссия такая началась, позволю себе высказать чуть подробней то, что в усеченном виде напечатал «Коммерсант». Нет ничего страшнее для страны, чем ситуация, при которой население полагает, что власть использует силовиков, прокуратуру и судебную систему не для защиты населения от преступников, а для защиты себя от населения. Предоставление представителям этих достойных ведомств привилегии это население использовать в качестве скота, годного лишь на шерсть или мясо, в зависимости от предпочтений пастырей, есть доказательство верности такой конструкции, которая способна породить что угодно, от местного мятежа до революции.