— Например, я спрашиваю Жака, — продолжила Жанна, ободрённая такой поддержкой графа, — «А почему у тебя такой большой нос?» (А у него и правда такой огромный горбатый носяра… Да и у братца его тоже). А он мне отвечает: «Это чтобы тебя щекотать этим носом за ушком!» — и щекочет за ушком своим носищем. А потом я спрашиваю Жана: «А почему у тебя такой большой рот?» А он отвечает: «Это чтобы тебя крепче целовать!» — и целует меня… И так продолжается пока не доходим до самого интересного, когда я спрашиваю, например, Жана: «Жан, а почему у тебя такой большой…»
— Свидетельница, прошу не вдаваться в ненужные подробности! Рассказывайте только по существу! — всё-таки не выдержал секретарь суда.
— Ах, да… по существу, — Жанна снова наморщила лоб. — А по существу у нас кончилось вино! И парни собрались сходить в село и принести ещё. А пока они ходят, я решила немного поспать, потому что я устала играть в разные игры. И уснула… Проснулась от возбуждённых криков Жана и Жака. Когда я надела платье и слезла с сеновала, увидела, что они что-то притащили в большом мешке. Заметив меня, они начали орать и размахивать руками, рассказывая, что на обратной дороге повстречали огромного чёрного волка и убили его. Они хвастались, какие они сильные, говорили, что спасли всю округу от страшного волка, а потом вытряхнули из мешка бедного дохлого Жульбера. Я им сразу сказала, что они — дураки! Что это не волк, а собака. Жак расхохотался и стал говорить, что я сама дура, что ничего не понимаю в волках и что вообще мне надо заткнуться. Я сказала, что, может быть, я ничего не понимаю в волках и, может быть, я дура, но на волков ошейники не надевают. И только тут эти два придурка заметили ошейник. Жак сказал: «Писец! (ой, простите, синьор граф!) Конец нам, Жан! Отец нас убьёт». «Нет, — ответил Жан, — сначала нас убьёт пастух». А я сказала, что дело сделано и, конечно, Жульбера жаль, но нужно прятать труп. Мы кинулись искать лопату, чтобы закопать, но у бабушки лопаты не нашлось — наверное, пропила, старая. И тогда Жан предложил разжечь большой костёр, разрезать труп и сжечь его. Костёр разожгли и только начали разделывать труп, как примчался пастух, а с ним святой отец Доминик. Они оба увидали дым и прибежали узнать, не горит ли чего? А тут эти два балбеса достают кишки Жульбера и бросают их в костер… Вот, собственно, и всё. Потом святой отец побежал за солдатами, они пришли и арестовали Жана и Жака. Ваше сия-а-а-ательство, не будьте строгими к этим болванам. Они просто глупые мальчишки. Они были пьяные и хотели казаться героями. Хотели понравиться мне… Ва-а-а-аше сия-а-а-ательство…
Граф сидел, опустив голову, и безмолвно трясся, махая при этом своим надушенным платком секретарю, дескать, продолжайте, продолжайте, ведите заседание.
— Так, свидетельница… — в дело вступил адвокат. — Здесь записано, что обвиняемые, Жак и Жан, не сразу признали свою вину, а упорствовали и говорили, что они спасали вас и вашу бабушку. Так ли это?
— Да, ваша честь. Они говорили, что спасли нас от волка, который нас сожрал. Что они вовремя пришли, разрезали брюхо волку и спасли нас.
— Это им самим такое пришло в голову?
— Нет, ну что вы! Это моя бабушка проснулась и с похмела стала гонять пришедших солдат, крича на них, чтобы они оставили детей в покое, потому что дети — герои и спасли от волка её и её внучку, то есть меня. А Жан с Жаком тут же подхватили эту глупость… Потом, когда проспались, они отказались от своих слов и признались, что нечаянно убили Жульбера… Ну чего вы ржёте?! — резко обернувшись к залу, зло выкрикнула Жанна. — Ваше сиятельство, чего они хохочут? Жалко Жульбера… И дурачков этих жалко.
— Мне кажется, синьор граф, этот хохот в зале совершенно неуместен… — зловеще прошелестел, выступая из угла, святой отец Доминик. — В преступлении сём я не вижу ничего смешного. Говорить долго я не буду, просто хочу отметить несколько фактов, которые, как мне кажется, ускользнули от высокого суда, а именно: умерщвление и расчленение чёрного пса, чёрного! Совокупление над трупом! Ритуальное принесение кровавой огненной жертвы! Что это, как не поклонение сатане, хочу спросить я? Что?! А может, они ещё и лютеране?!! — выбросил руку с указующим перстом инквизитор.
Зал при слове «лютеране» мгновенно сжался, а бедная Жанна, побледнев как полотно, в запале выкрикнула:
— Вы, святой отец, сейчас с кем разговаривали?! Какое ещё со-во-куп-ле-ние? Какое ри-ту-аль-ное при-но-ше-ни-е? И почему это мы лютеране, зачем вы нас так нехорошо обзываете? Мы честные католики, каждое воскресенье ходим в церковь! А после того случая мы все исповедовались — и я… и мама… и бабушка… и Жак с Жаном… А ещё я хотела заказать молебен об убиенном Жульбере, но священник мне…
— Умкнись, блудница! Гореть тебе в аду! И всем вам… в селе вашем… — начал, подвывая, набирать обороты инквизитор, — горе-е-е-е-еть!..