— Вы бы успокоились, святой отец, — прервал анафематствования монаха граф. Его сиятельство внимательно разглядывал свои ухоженные ногти. — Что-то вы сильно разошлись… Да и много на себя берёте. «Гореть в аду…» Сейчас, слава Богу, просвещённый семнадцатый век на дворе, а не четырнадцатый и даже не пятнадцатый. Семнадцатый! Я хорошо помню, что предыдущий наш уважаемый инквизитор, монах уважаемого доминиканского ордена, святой отец Франциск, тесно общался с деревенскими девчонками и не чурался вина, но имел при этом нрав добрый и лёгкий. А вам что?.. Или наши девушки не глянулись?
Граф хорошо понимал, что рискует, сильно рискует, идя против представителя Инквизиции, но он также понимал, что время святой консистории истекает, как, впрочем, и его тоже.
— Потворствуете!!! — затрясся монах, указуя пальцем на графа.
— Прекратите истерику! Лучше займитесь поиском лютеранской ереси в городе. И не суйте свой нос в мои владения! У меня, знаете ли… обычные простые христиане. Добрые католики. Немного глупые, как видите… Но добрые! Так что у меня лютеран быть здесь не может. И довольно об этом! Секретарь, ведите этих молодых балбесов…
— Ввести обвиняемых! — проорал судебный пристав.
В сопровождении трёх солдат в зал вошли два молодых смуглых черноволосых, кудрявых и носатых парня, по возрасту — погодки. Парни имели вид унылый, смотрели исподлобья, рыская глазами по залу и ища поддержки.
«Мавр, что ли, спал с их матерью… — разглядывал обвиняемых граф. — Лесник-то вроде не чернявый. Куда катится Франция… Скоро вообще не увидим галльской крови. Но ведь мальчишки же совсем. Какая к чёрту Инквизиция? Да-а-а, надо спасать полудурков».
— Признаёте ли вы свою вину, полудурки?
— Мы, ваше сиятельство, — зашмыгали здоровенными носами пацаны, — мы… синьор граф… чтобы ещё… да ни в жисть… Лучше выпорите нас, синьор граф, мы верные католики, мы же щенка купили, пастух на нас не в обиде, ваше сиятельство, не надо инквизиции, — бормотали и хлюпали братья.
— Я вас спрашиваю ещё раз, болваны! — повысил голос граф, — Вы признаёте свою вину? Отвечать только «да» или «нет»? Ну, дуралеи!
— Да, ваше сиятельство, признаём, ваше сиятельство… — забормотали братья.
— Раскаиваетесь?
— Да, мы уж так раскаиваемся… — рухнули братья на колени. — Мы уж так раскаиваемся, мы щенка купили уже, синьор граф! Святой отец, мы же католики… Кто же виноват, что пёс был чёрный? — Мальчишки поползли в сторону отца Доминика.
— Не, ну правда, ну погуляли мальчишки, ну бывает… Ну кто же виноват? — бубнил зал. — Не человек же, собака.
— Тишина в зале! — стукнул молотком судейский секретарь. — Ваше сиятельство, вроде бы всё ясно? Будем оглашать приговор?
— Да. Чего тут разбираться… — Граф нацепил очки, заглянул в записи, высморкался и затараторил, зачитывая: — Рассмотрев дело о непреднамеренном убийстве пастушьей собаки… сыновьями дровосека Жаном и Жаком, мы пришли к выводу… убийство действительно было совершено не-пред-на-ме-рен-но! И никаких тяжких последствий за собой не повлекло! А потому, учитывая полное и чистосердечное раскаяние обвиняемых, постановляем: сыновей дровосека Жана и Жака признать виновными…
Зал недоумённо загудел.
— Признать виновными! — повысил голос граф, — и приговорить, — граф сделал паузу, — к выплате пяти денье пастуху в качестве компенсации за убитую собаку, а сверх того обязать отработать пять дней без оплаты на лесных вырубках наших владений. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! Судебные издержки в размере двух су зачислить на счёт Святой Инквизиции.
— Всего пять денье!.. — изумился кто-то после минутного шока. И зал взорвался:
— Слава нашему благородному графу! Слава! Ура-а-а! Графу — ура-а-а! Молодец их сиятельство!
— Потворствуете! — зашипел очнувшийся монах. — Потворствуете!!! Я этого так не оставлю! Издержки на Инквизицию!..
— Угомонитесь, говорю вам, святой отец. Издержки вы оплатите из той суммы, которую я вам перечислю в качестве ежемесячного содержания Инквизиции в моих владениях, не обеднеете… В моих деревнях больше ересь не ищите, не надо. Народ, я вам повторяю, у меня простой. Вы же сами видите, чистые души, простые помыслы, простые нравы… Простые, говорю вам, нравы! Вон, — его сиятельство ткнул пальцем в сторону Жанны, — девушка так переживала за убиенную собачку, что даже хотела заказать молебен об упокоении бедного Жульбера. Какой к псам сатанизм? Я так и папскому нунцию при встрече скажу. Так что засим и окончим. Секретарь! Секретарь, проводите девушку ко мне в замок, по программе защиты свидетелей… Да и горничных у меня что-то маловато… Пойдёшь ко мне в горничные, дитя моё? — привставая с кресла, обратился граф к Жанне.
— А мамка не заругает? — испуганно оглядываясь по сторонам, засуетилась Жанна.
— Не заругает мамка. Не заругает… Секретарь, уведомите родителей. И скажите, достойного жениха отыщем. — И Жанне потихоньку: — Приходи ко мне в кабинет нынче попозже, в игры разные развивающие поиграем… Придёшь?
Девушка зарделась, опустила голубенькие глазки, присела в книксене и прошептала:
— Как будет угодно вашему сиятельству…