Люди на трибунах замерли, боятся дышать, лишь слышно, как кто-то всхлипывает и сморкается.
— Как зовут тебя, актер?! — вдруг выкрикивает Жиневера. По трибуне бежит взволнованный шёпот: «Королева с ума сошла! С актером разговаривает… С актёром… Королева…»
— Назови себя!
— Ланселот! — кричит в ответ актер и срывает маску.
Персифаль улыбается:
— Я же говорил, будет интересно.
Мерлин громко хлопает себя по лбу: как! как он мог такое пропустить?!
— Ланс?! — бледный король медленно поднимается, у него дрожат губы. — Ланс, ты, сынок?.. Ты жив? Ты жив… Подойди к нам… Подойди… Обниму тебя…
Но Ланселот не двигается, вглядываясь в лицо Жиневеры, он ждёт.
Королева молчит. Рвёт ногтями платок и молчит. Вдруг, не выдержав нервного напряжения, она кричит, срывая голос:
— Ты не рыцарь! Шут! Жалкий актёришка! Фигляр дурацкий!..
Бедную женщину начинает ломать, будто кто-то дергает за нитки. Вместо того чтобы бросить всё, всё отринуть, сбежать и наконец пасть в объятия любимого, она кривляется, как кукла, как глупая марионетка… и кричит каким-то далёким и чужим голосом: — Как?! Как ты, рыцарь?! Смел надеть шутовской колпак и явиться сюда?! К нам! Ко мне! Актёр! Актёришка! Лицедей! Вон! Пошёл вон!
Ланселот бледнеет, мнёт маску, и вдруг, запахнув плащ, выскакивает из круга света.
— Во-о-о-он!!! — бьётся в истерике Жиневера. — Вон!!! Ненавижу! Шут!
Король медленно, словно бы во сне, пытается обнять Жиневеру, но та в исступлении бьёт Артура по лицу… Короля?! По лицу?! Старый мудрый Персифаль, брезгливо скривившись, отрешённо наблюдает за истерикой. Всё пошло не так… Всё пошло совсем не так… Мерлин рассеяно шарит руками по мантии, словно пытаясь что-то отыскать. «Что же молчала чёртова агентура? — с раздражением думает он. — За что деньги плачу? И что на всё это скажет народ?.. Посмотрели представленьице… Короля по лицу… Отпраздновали…»
Народ на трибунах волнуется, кто-то вскакивает и машет руками, бессвязно кричит, кто-то сидит, закрыв лицо ладонями… Короля по лицу…
Актёры тушат факелы и быстро, как только могут в темноте собирают реквизит — успеть бы прежде, чем о них вспомнят…
— Ненавижу… — рыдает на плече у короля уже пришедшая в себя Жиневера, — ненавижу… Четырнадцать лет… все глаза… сто раз похоронила, а он представление играть… Тристан… — всхлипывает она, — и… и… Изольда… Ненавижу… ненавижу… не-на-ви-жу…
— Слава Богу, ты ещё здесь! — Персифаль падает за стол к Ланселоту. Тот сидит в таверне возле Дуврского монастыря (он и сегодня стоит, этот монастырь, на берегу одноименного пролива).
Ланселот сокрушён, печален и пьян.
— Проклятая погода за-задержала… Вы же видели море? Никто не плывёт на материк… Мальчишка! Кружку!
И тут же наполняет её. Персифаль не отрываясь выпивает.
— Там у нас такое… — старый рыцарь качает головой и бьёт кружкой о стол. — Такое горе…
— У вас?! Какое у вас там, к чёрту, горе? Персифаль! Ну какое-такое у вас может быть горе? Это у меня, дурака, — горе! А главное горе — то, что я сам дурак! — говоря, Ланселот жестикулирует, размахивая кружкой и расплёскивая вино. — Как мог я… как я мог хотя бы надеяться, хотя бы только на миг… что она оставит Артура?..
— Нет Артура… — выдыхает Персифаль и вытирает вспотевший лоб.
— Не понял… — Ланселот пьяно таращит глаза, пытаясь осознать сказанное. Что это такое говорит старый рыцарь?
Персифаль коротко пожимает плечами, берёт кувшин и сам наполняет кружку.
— Умер. Да… Сегодня утром!
— Заболел?
— Ранен. Смертельно!
— Ранен?! Кем?
— Мордред… — Персифаль не отрываясь вливает в себя вино. — Напьюсь с вами… с тобой… со всеми… — Старик вытирает ладонью бороду и усы.
— Мордред?! Сын? Но зачем?!
— После представления… — Персифаль, не делая паузы, наливает третью. — Не возражаете? Там… В общем, у королевы припадок! Та-ко-й! Короля по лицу! Платок в клочья! Слёзы… Сопли… В народе шушукаются, королева-то наша… того! А этот молодой дуралей услышал, шушукаются, — и к королю… — Рыцарь поднимает кружку и пьёт медленными глотками.
— Кто к королю? Кто? Не тяни, старик!
Персифаль ставит кружку и, выдохнув, продолжает:
— Мордред. Заявился и говорит, мол… — рыцарь причмокнул и махнул рукой куда-то в сторону, — мол, говорит… говорит: королева — шлюха!
— Что?!! — Ланселот, взревев, вскакивает.
— Сядь! Сядь. Не бузи… — Персифаль рывком сажает Ланса. — Поздно бузить… Король, конечно, возмутился… Не дёргайся, говорю! Попросил извиниться… Молодой дурень упёрся… И тогда король вызвал его на дуэль.
— Мордред… не рыцарь Круглого стола! — Ланс криво усмехается. — Это решительно невозможно! Только рыцарь…