Очень странные увлечения Ноя Гипнотика

Так или иначе, смерть отца не повлияла на писательскую карьеру Милы. В 1949 году Генри опубликовала «Бэби на бомбах». Роман пользовался определенным успехом, хотя жесткие сцены военного насилия и особенно сюжет о вдове, бросающей своего единственного ребенка, не позволили книге достичь коммерческого успеха. Примерно в то же время Генри познакомилась с писателем Томасом Хастоном, вышла за него замуж и родила единственного сына Джонатана. Позже Генри так описывала опыт материнства: «Все равно что получить удар по голове любимым молотком».

Мила Генри и Томас Хастон жили и работали дома в Челси, но повседневные заботы о ребенке легли на плечи Генри, потому что Хастон считал воспитание детей «женским делом».

И хотя Мила Генри целиком взяла ребенка на себя, ей удалось попутно написать роман, который большинство критиков называют ее наивысшим достижением: «Джун Первая, Джулия Вторая, Август Третий». После публикации газета «Нью-Йорк таймс» назвала его «революцией на бумаге, творением, которое проживет еще долгие годы после смерти своей создательницы». Рецензия оказалась пророческой: «Джун Первая» стала одной из наиболее успешных и читаемых книг своего времени. Мила Генри буквально проснулась знаменитой.

Томас Хастон не опубликовал ни строчки.

Выдержка из бонусных материалов к роману Милы Генри «Это не мемуары: Мемуары» (коллекционное издание)

95. мое бессмертное древо

Надгробие Милы Генри существенно ниже окружающих, как будто за прошедшие годы оно медленно, но верно погружалось в землю.

Первая мысль: это розыгрыш. Но выражение на мамином лице говорит обратное. Вторая мысль: это не та Мила Генри. За второе соображение я даже цепляюсь пару секунд. Наверняка есть и другие Милы Генри, десятки или даже больше, если считать тех, кто уже умер. Ведь не может быть, чтобы та самая Мила Генри, моя Мила Генри, похоронена в захолустье посреди Индианы, а я даже не в курсе.

Только тут я вижу надпись под датами жизни и смерти: «За тишину между ними».

– Это папина идея, – поясняет мама. – Привезти тебя сюда. Ужасно, что ему сегодня пришлось работать.

– Не понял, – говорю я, что и близко не лежит к глубине моей растерянности.

Мама показывает на соседнее надгробие и замечает:

– Она тут никогда не жила. В смысле, Мила. Но ты, наверное, и так знаешь.

Бесчисленными часами я прочесывал Интернет в поисках статей о ее прошлом, о любимых писателях, источниках вдохновения, трагедиях, успехах и дружеских связях. И в итоге составил карту ее жизни, где не было места большей части Среднего Запада и уж точно не было места для Джастина, штат Индиана.

– Дедушка и бабушка Милы по материнской линии жили в Джаспере.

Мама показывает на другие надгробия в том же ряду, но с другими фамилиями, которых я ни разу не слышал. За долгие годы накопилось столько имен, и пусть ни одно из них не сохранилось в веках, все они незаменимы для имени, которое никогда не забудется. Они словно родные корни бессмертного древа.

– Когда мать Милы умерла при родах, бабушка Милы настояла, чтобы внучку похоронили здесь.

Я не могу оторваться от имени Милы Генри на надгробии. До чего же странное чувство: я столько лет чувствовал ее рядом, а теперь физически нахожусь рядом с ней.

– Зачем ты меня сюда притащила? – спрашиваю я. Получается грубовато, чего я не хотел.

– Мы с папой хотели увезти тебя подальше от всего, пусть даже на несколько часов. И решили, что пора тебе встретиться с твоей героиней. Но еще… – Она смотрит на расстилающийся вокруг пейзаж: симметричные ряды надгробий и флагов, изгороди и поля с редкими дубами, а за горизонтом раскинулось прекрасное и великое американское небытие. – Мне почему-то очень нравится, что она похоронена здесь. Пусть Джаспер, Индиана, ей совсем чужой, но, по-моему, ей приятно быть рядом с семьей.

Прежние мамины слова о прощении обретают новое значение, когда стоишь над могилой женщины, так и не сумевшей сказать «прости», кроме как единственным доступным ей способом: в истории, записанной на бумаге.

«Прости, Натан. Мне очень жаль».