Очень страшные дела

– Дэн, возьми одну из свечей, – велела она. – Как только я их сожгу, всё начнётся. Я буду читать заклинание, а ты прокручивай в голове все свои страхи, все-все. Ты поймёшь, когда закончить и передать свечу Андрею. Всё ясно?

Мальчишки неуверенно кивнули. Щёлкнула зажигалка, острый язычок пламени лизнул фитиль свечи… И полилась песня на непонятном языке. Голос колдуньи звучал глухо, но с каждым словом будто наливался силой. Дэн подумал, что сейчас слетятся со всех сторон призраки. Он закрыл глаза и стал прокручивать в голове свою жизнь:

«Так-так, чего я боюсь… В детском саду комаров боялся, малярийных. И гнома-матершинника, и Пиковую Даму. Но это бред. Пауков боялся, и врачей – это уже серьёзнее».

Мысли разбегались, путались, приносили воспоминания. Страх, сначала робкий и неуклюжий, стал подниматься на ноги, крепчать, набирать силу. От маленького огонька в солнечном сплетении он превратился в бушующее пламя, океан огня, сжигающий все чувства и самого Дэна. Он больше ничего не контролировал. Он просто ощущал настоящие страхи, не их мелкие смешные подделки. Страх, что его бросили, тогда, в первом классе, оставили специально на продлёнке. Страх больше никогда не встать на ноги после той травмы. Страх проиграть, страх не вернуться. Ноги Дэна подкосились, он опустился на колени, успев ощутить, как свеча переходит в руки Андрея.

***

Пожиратель воспоминаний ловко жонглировал мальчишескими ужасами. Разминался перед настоящим событием – долгожданным, пьянящим; играл как кошка с мышкой с этим глупым пацанёнком, который не понимает ещё, что всё только во благо.

***

Сердце Андрея готово было выпрыгнуть из груди. Он видел, как бледнеет колдунья, выкрикивая заклинания, как собираются за её спиной чёрные тени, как выбивается из-под капюшона прядь, совсем белая, как корчится от своих видений крутой пауэрлифтер Дэн.

Ему и не надо было вспоминать никакие страхи, они хлынули сами.

Страх, что отец больше не вернётся, что они больше не увидятся. Страх потерять маму… Каждая болезнь как конец света. Страх остаться одному, быть ненужным. Страх ночевать с призраками. Страх проиграть им.

***

Пожиратель воспоминаний омывался этими чувствами. Пил их и ощущал, как закипает в нём жизнь, и как сейчас, после парочки искусственных инъекций, начнётся всё настоящее…

***

Продираясь сквозь порывы ветра, Варя с Колькой толкали коляску вперёд. Олег был отрешён и бледен.

«С ним происходит нехорошее, – тревожилась Варя. – Вокруг что-то меняется».

В мире, в котором каждый день похож на другой, как капля воды, любые перемены настораживали. И этот ветер, и вид Олега, кричали – что-то произошло там, за чертой призрачного мира. К чему же это приведёт?

За завесой пыльной бури слушались голоса. Ребята вкатили коляску на детскую площадку. Там, в приземистых деревянных домиках, собрались почти все.

– Вот это ветер! – восторженно пищали девчонки.

– У нас все игрушки разлетелись! – вопили мальчишки.

– Да мы чуть сами не разлетелись!

Самым последним Варя заметила Валерку. Он стоял на открытом пятачке, поставив ногу на мяч, и по-командирски оглядывал окрестности. Он одарил Олега долгим спокойным взглядом и перевёл его на Варю. Такая нечеловеческая тоска читалась в этих глазах.

Олег стал неуклюже разворачивать коляску в сторону заклятого врага. Бывшего?

Валерка пнул мяч в траву и направился навстречу.

Ветер усиливался. Жутко скрипели старые деревья, жалобно трепыхались качели, где-то громко хлопала дверь.

Валерка подошёл почти вплотную к Варе и сказал:

– Проживи так, чтобы не было так грустно перед концом.

Глядя в бездонные чёрные глаза, Варя ощутила, что он живёт уже целую вечность и невероятно устал.

Ошеломляющий порыв ветра сшиб с ног, как боксёр в супертяжёлом весе.

– Ты меня простишь? – крикнул Олег.

– Прости-и-и-ил, – донеслось до Вари сквозь ураганный вихрь, её завертело, закрутило, понесло.

***

Пожиратель воспоминаний ликовал. Всё получилось! Вот они, все перед ним,беззащитные измученные душонки. Сейчас он выпьет их до дна, и тогда они успокоятся навсегда. Он видел страх в их бесцветных рыбьих глазах.

– Это последний, последний раз, – пытался докричаться он до них. – Последний шанс всё вспомнить и искупить. И всё, обретёте свой дурацкий покой.

Несчастные грешники, маленькие мученики. Он затягивал их в свою стремительную воронку, всё ближе и глубже. Так близко, что наконец-то обнажил скопище боли и вины. Этот нарыв лопнул, и все воспоминания хлынули лавиной, даруя спасение и очищение всем участникам действия, возвращая Пожирателя к жизни.

***

Андрей не понял, как пришёл в себя, как выпустил ужасные воспоминания из плена. Только когда он снова смог видеть, разглядел ошалелого Дэна, сидящего поблизости, колдунью, маниакально продолжающую творить заклинания. А потом он увидел их. Они проносились мимо, полупрозрачные, уже совсем не такие страшные, как той ночью. Андрей узнавал каждого. Они кружились, то проявляясь, то бледнея, пока небо не посветлело, точно проектор, и открыло их историю.

Лето семьдесят девятого